Декамерон в «Своей Среде»,

или «Спектр» сибирских ситуаций (Юлий Буркин )

Ничто не предвещало потрясений. Клуб «Своя среда», этакий «Пиквикский клуб» местного разлива, заканчивал свое очередное еженедельное заседание в арендуемом кафе «Бухта-Барахта» у Белого озера.

Все песни были спеты, все тортики съедены, когда создатель клуба и бессменный его председатель Юра Миргородский заявил:

— Между прочим, друзья, сегодня – тридцать первое июня, день, который считается в определенных кругах «Днём фантастики».

‌- Но... – попытался было возразить ему Олег Непомнящих, высокий, хорошо сложенный мужчина, с сединой в волосах и открытой улыбкой мальчишки, однако Миргородский остановил его движением руки и продолжил:

‌- Знаю, знаю, Олег, что ты хочешь сказать. Что дней в июне только тридцать. В том-то ведь и секрет, что для всех тридцать, а для нас, фантастов, – тридцать один, благодаря одноименному советскому фильму.

С чего это Юра записал себя в ряды фантастов, не совсем ясно. Ну, разве что с того, что неоднократно проходил терапию в НИИ психического здоровья. Или в связи с тем, что имел поистине фантастическую биографию.

‌- А, вон чё, – покивал головой Олег, в лексиконе которого проскальзывают порой отголоски деревенского детства.

‌- И что теперь? – задала резонный вопрос Юрина «правая рука» и звезда клуба Наталья Цепилевич. Да-да, «Своя среда», в отличии от упомянутого клуба мистера Пиквика, не чурается наличия в своих рядах представительниц прекрасного пола. Их даже большинство.

‌- А вот что, – отозвался Миргородский...

Но, прежде чем передать его дальнейший посыл, спешу прояснить кое-какие чёрточки к портрету этого почтенного джентльмена, которые и позволяют мне называть его биографию «фантастической».

‌Юрий Миргородский не имеет специального «клубного» образования, он не учился ни в педагогических, ни в «культурных» учебных заведениях. Начал было в свое время занятия в Политехническом институте , да бросил . Но зато поступил в филиал НИИ психического здоровья , который находился на территории психбольницы , но не относился к ней , а скорее напоминал санаторий .

Найдя себе в том же медицинском заведении жену, он вышел на свободу и поработал немного испытателем... электровафельниц на соответствующем заводе. Но у его жены уже было двое детей от первого брака, электровафельницами такую семью не прокормить, и Юра ударился за «бутлегерство»: то есть незаконную торговлю алкоголем во время повсеместного «сухого закона». Но вскоре развелся. Закончился и «сухой закон».

В поисках себя и умея немного играть на гитаре, Юра стал учить этому других, женился снова, остепенился и создал клуб для душевных бесед и совместных песнопений, перенявший в своем характере некоторую странность и растрепанность своего председателя.

Ах, да, перед этим он развелся и женился еще раз.

Но вернёмся в описываемый день.

— … А вот что, – заявил Миргородский. – Прочёл я давеча интереснейший роман фантаста Лукьяненко под названием «Спектр». Представьте ситуацию. На Землю прибыли могущественные инопланетяне и открыли человечеству дорогу к звёздам. В столицах многих стран с согласия их правительств были установлены станции нуль-транспортировки – «врата», через которые человек может мгновенно проходить на другие планеты других галактик, в самые отдаленные миры. Но не любой человек, а только тот, кто сумеет рассказать привратнику – «Ключнику» – интересную и небанальную историю.

— А каковы критерии? – задала резонный вопрос признанная поэтесса клуба Светлана Базавлук, выказав этим вопросом свою профессиональную юридическую подкованность.

— В том-то и дело, что критерии никому не известны. Решает Ключник. Люди приходят и рассказывают, но лишь изредка, в одном из многих тысяч случаев врата открываются. Однако мало кто решается пройти через них, потому что нет никакой гарантии, что получится вернуться, ведь не факт, что ещё какая-то твоя история понравится Ключнику.

— Безнадёга какая-то, – заметила яркая и решительная Анжелика Ромашко.

— Да, но не совсем, – возразил Миргородский. – Есть люди, которым это удается почти всегда. У них такой талант. Их называют «ходоками», и они за огромные деньги переносят из мира в мир послания, ценности или выполняют некие другие поручения.

— Занятно, – заметил Сергей Бородин, музыкант и предприниматель в области Ай-Ти технологий, мужчина статный и вызывающе интеллигентный. – Используя этот приём, можно создать очень увлекательную книгу.

— Так она и создана, – всплеснул руками Миргородский. – Лукьяненко, «Спектр».

— Да, интересная придумка, – согласилась Наташа Цепилевич, – но давай уже закругляться, домой пора. – Остальные члены клуба, а на сегодняшнем заседании, кроме председателя их было десять, согласно закивали. – Говори, к чему клонишь и разбежались.

— Ладно, – кивнул Юра, и нехороший блеск появился у него в глазах. – Предлагаю каждому из вас, точнее, из нас, так как это касается и меня, на следующее заседание прийти с историей. О чем-то самом удивительном, что произошло с ним в жизни. С историей, выслушав которую, Ключник пропустил бы вас в иные миры.

— Не вопрос, правда? – отозвалась Наталья и торопливо двинулась к выходу.

Ее опередил вечно куда-то спешащий Даниил (для друзей – Данила) Афанасьев, лидер группы «Нарисованный Берег».

Но, выйдя в вестибюль, он остановился, как вкопанный. На том месте, где должна быть дверь, белела голая стена.

— Что за странные шутки? – обернулся Данила к остальным.

Соратники подтянулись к нему.

— Да, странно, – выразила общее мнение Ирина Богатырева, невысокая скромная женщина, подкупающая своей готовностью помочь всем и вся.

— Тут ведь ремонт, – напомнила Анжелика, – может, пока мы пели песни, каменщики перенесли вход? Здесь заложили, а где-то сделали.

— За два часа?! – скептически воскликнула Олеся Карпова. – Это невозможно. (Кто бы говорил. В клубе Олеся зарекомендовала себя как раз как человек способный на невозможное. Когда ее спрашивают, например, – «Скажи, Олеся, а это правда, что ты можешь закинуть ногу куда угодно – хоть за голову?», она скромно отвечает: «Ну-у… Было бы зачем».)

Даниил, Сергей и еще один юрист «Среды», лысый и коренастый Слава Худолеев быстро обошли кафе по периметру.

— Другого выхода нет, – сообщил Данила по возвращении.

— Точнее, его нет вообще, – вторил ему Сергей.

С минуту длилось тягостное молчание.

— Будем ломать? – предложил Слава и, словно набираясь сил, глотнул из термоса кофе.

— Стену?! – воскликнула Анжелика. – Чем?!

— Стойте, – подняла руку Наташа. – Я, кажется, знаю, что происходит. – Это все из-за него, – указала она на Юру, которого из присутствующих знала, пожалуй, лучше других. – Вы же в курсе, что он сумасшедший. А они, сумасшедшие, иногда умеют переносить свое безумие в жизнь.

— Да нет, это бред какой-то, – возразила Ирина.

— Да, бред, – подтвердила профессиональный психолог Олеся. – Но сумасшедшие действительно бывают так убедительны и так харизматичны, что способны подчинять своему бреду реальность.

— Я думаю это галлюцинация, – подытожила Наталья. – Я сейчас пойду и пройду сквозь эту стену, потому что на самом деле дверь там есть.

Она двинулась вперёд, но пройти не получилось. Вместо этого на стене явственно проступили контуры существа, похожего на огромную, в рост человека, лягушку, и все услышали бесстрастныйголос:

— Мне грустно и одиноко, путник. Расскажи свою историю, развей мою скуку.

— Ёлки-палки! – заорал Миргородский. – Это же из «Спектра»! Так Ходоков и встречали Ключники!

— Бред какой-то, – повторила Ирина.

— Бред, – согласился Юрий. – Причем, кажется, мой. Очень уж книжка понравилась. Похоже, нам придется рассказывать свои истории не завтра, а сегодня, иначе не выйти.

— Вот и начинай, – заявила Наталья.

— Я? Ну, не знаю...

— Давайте я начну, – вызвался Олег. Он подошёл к стене и коснулся ее, отстранив Наталью. И все снова услышали:

— Мне грустно и одиноко, путник. Расскажи свою историю, развей мою скуку.

— Ладно, – сказал Олег. – Попробую. Значит так. Расскажу про то, как я был счастлив так, как никогда уже больше не был.

— Это правильно, – встрял Юра. – История должна быть уникальной.

— Она уникальна, – заверил Олег. – Слушайте.

В моем свидетельстве о рождении нет отца, там у меня стоит прочерк. Мы жили с мамой в бараке, она была совсем молодая, и время от времени у меня появлялись предполагаемые отчимы. Дядя Вася, дядя Коля, дядя Петя… Какое-то время такой жил с нами, а потом уходил.

И когда я был в пятом классе, появился дядя Миша. Как потом оказалось, надолго. С ним я и вырос. И сестра у меня есть, которую мама от этого дяди Миши родила. Но мне он сразу не понравился.

Он был на восемь лет моложе мамы и выпивал. Пока трезвый, он был нормальный, а вот как выпьет – совершенно дикий становился. Мы с ним как-то сразу не поладили, и когда я уже старшеклассником был, даже дрались. Но моя история про то, как в самом начале этого неприятного знакомства я испытал невероятную эйфорию.

Дело было в Асино, у нас там было много родни, и иногда они все вместе собирались, в праздник, например, отметить. И вот, вскоре после того, как появился дядя Миша, такая сходка и произошла. Как я потом понял, это были «смотрины» – мама с ним родственников знакомила.

Это был какой-то зимний праздник – то ли Новый год, то ли седьмое ноября. Снег уже лежал. Мы с двоюродным братом Витькой вышли погулять, забрались на стайку, и тут во двор выходит этот самый дядя Миша. Стоит, курит.

Тут Витька – шалопай, не долго думая, стал в него снежками кидаться. А тот уже подвыпивший, башню уже сорвало, он нам что-то крикнул ругательное, мы ему в ответ – тоже, и я еще снежков добавил. И всё: он полез нас ловить.

Здоровый мужик, тридцать два года, погнался за нами, десятилетними пацанами. Мы были на стайке, рядом стоял сруб – баня, а с крыши на крышу лежало бревно незакрепленное. Внизу – между срубом и стайкой – забор.

И вот дядя Миша забрался на сруб и решил по этому незакрепленному бревну перейти к нам на стайку. Делает шаг, другой и летит вниз.

И вот он уже висит вниз головой на заборе, зацепившись штанами, и орет благим матом, а я чувствую такое невероятное счастье, такую эйфорию…

Потом мы позвали родню, и его с забора сняли. Представляете, что они о нем подумали в результате этих «смотрин». Но это неважно, главное – какой я испытал тогда восторг. Это, наверное, было самое сильное чувство, которое я испытывал в жизни!

Олег закончил, наступила тишина. Все напряженно слушали, что же скажет «Ключник». Ключник молчал. А спустя несколько секунд его изображение померкло и исчезло.

— Ну, и как мы узнаем, подошла ему история или нет? – спросил Сергей.

— А никак, – заявил Миргородский. – Если по книге, то врата просто не открывались, а если история нравилась, Ключник говорил: «Ты развеял мою грусть, путник. Проходи».

— Блин, Юра! Убила бы тебя! – вдруг в сердцах воскликнула Наталья.

— Меня-то за что? – удивился Миргородский. – Это не я написал, а Лукьяненко.

— Лукьяненко написал и людям нравится, а ты когда в мою машину садишься, она обязательно ломается!

— И где логика? – не понял Юрий.

— Тебе еще и логику подавай?!

— Она хочет сказать, что от тебя одни проблемы, – пояснила до сих пор молчавшая Анастасия Матвеева, что на самом деле очень странно, ведь за свою бурную активность в «Своей среде» она снискала прозвище «Суета». – Но лично я с этим не согласна. Давайте лучше не препираться, а пробовать дальше.

— Давайте я, — предложил Сергей и придвинулся к стене.

— Мне грустно и одиноко, путник, – сказал вновь возникший на ней лягух-переросток. – Расскажи свою историю, развей мою скуку.

— Рассказываю. Как-то раз я путешествовал по Индии. И вот еду я с моим индийским партнером Актишеком по Дели, по шоссе, смотрю в окошко и вижу большую, прямо до неба гору, похожую на вулкан. Я, прямо, любуюсь ею и говорю:

— Актишек, а я и не знал, что у вас тут есть такая красивая гора. Я думал, Дели располагается исключительно на равнине.

Тот как-то странно улыбается и кивает. А я продолжаю:

— И как эта гора называется?

— Мне очень жаль, Сергей, – наконец отзывается он, – но это наша городская свалка.

Уже когда мы подъехали ближе, я увидел, что да, гора состоит целиком из мусора. И мы даже понаблюдали, как на неё своим ходом забирался старый покореженный автомобиль.

Слушатели удивленно качали головой. Но изображение Ключника молча померкло.

— Нашел чем удивить, – заявила Анастасия. – Знаете какие помойки у него на планете? Индийцам и не снилось. – А затем, меняясь местами с Сергеем, решительно добавила: – Давайте я попробую!

— Мне грустно и одиноко, путник, – сообщил, вновь появившись, Ключник. – Расскажи свою историю, развей мою скуку.

— Хорошо! – бодро отозвалась Анастасия. – Итак. Едем куда-то с мужем по городу, я и говорю ему: «Давай быстренько заскочим в секс-шоп».

Он:

— Да мне некогда.

Я говорю:

— Ну-ка быстро! Подвез, я бегом взяла, и поехали дальше!

Он, конечно, согласился, куда ему было деваться. На Дзержинке подъезжаем, я выскакиваю быстро, беру презервативы, которые нам нравятся, выбегаю, держа пакетики в руках, сажусь в машину и командую:

— Поехали!

Стоим.

Я опять:

— Ну, поехали!

Стоим. Я оборачиваюсь, за рулем не муж, а какой-то мужик, смотрит на меня огромными глазами… И я понимаю, что это не наша машина.

Представляете, как человек удивился, когда прямо из секс-шопа выбежала незнакомая девушка с презервативами в руках, села к нему и скомандовала: «Поехали!»

Я выскакиваю из машины и бегу к нашей. А муж потом рассказывает:

— Я вообще офигел, когда ты со своими покупками, уверенно так, уселась к какому-то мужику, и не выходишь. Думаю, может у тебя тут свидание назначено, а я просто подвозил…

К концу рассказа все присутствующие ржали в голос. Однако Ключник промолчал и его изображение вновь затуманилось и померкло.

— Нет, так не честно! – заявила Ирина. – Я бы за такую историю обязательно бы нас выпустила!

— Может у него с чувством юмора слабовато, – предположила Светлана Базавлук.

— Или он понятия не имеет, что такое секс-шоп, да и вообще секс, – добавил Даниил. – Может они почкованием размножаются.

— А давайте я расскажу, – предложил Миргородский, стоя от стены метрах в двух. Но, несмотря на то, что вплотную к стене он не подходил, появился Ключник:

— Мне грустно и одиноко, путник. Расскажи свою историю, развей мою скуку.

— О, он и так реагирует! – воскликнул Олег. – Давайте тогда сюда стулья притащим и будем рассказывать истории дальше. Это даже интересно. Все равно лично я уже везде опоздал.

Изображение Ключника не исчезало. Быстро принесли стулья, расселись, и Юрий констатировал:

— Декамерон в «Своей Среде» продолжается.

— Почему «Декамерон»? – поинтересовалась Настя.

— Это от греческого «дека» – «десять».

— Ты-то одиннадцатый, – возразил Слава.

— Я не считаюсь.

— Да ты сама скромность! – воскликнула Наташа. – Рассказывай уже, Ключник заждался!

— А, ну, да. Так вот. Лежу я как-то в Сосновом Бору…

— О, господи, – закатила глаза Наташа.

— … В НИИ Психического Здоровья, – невозмутимо уточнил Юрий. – И что-то съел не то, отчего у меня начался неудержимый понос.

— О, Боже!.. – только и сказала его правая рука.

— И нет, чтобы это дело скрыть, я вместо этого пожаловался врачу. А тот говорит: «Ага, подозрение на дизентерию». И меня перевели в дизентерийное отделение психи. А там – ужас: дурак на дураке, контактный зоопарк, ни одного нормального.

Мне показалось, что один всё-таки похож на нормального, я к нему подошел, говорю:

— Слушай, как отсюда смыться?

А он аж слюнями захлебнулся:

— Нельзя! Нельзя! Укол поставят!!!

Я – к другому:

— Извини, друг. Вот я – здоровый, как мне отсюда уйти.

Он мне:

— Не мешай, видишь, я газету читаю!

Я смотрю, а он газету вверх ногами держит.

Ясно стало, что нормальных тут нет. От этого стало еще неуютнее. Тогда я нашел удобное место, перелез тамошний трехметровый забор и вернулся в НИИ.

Там меня увидели, говорят:

— Мы ж тебя перевели…

Я говорю:

— Я там не могу находиться, там одни психи.

— Ладно, – говорят, – что-нибудь придумаем.

И направили меня в бокс. Изолировали. И вот лежу я в этом боксе и снится мне сон как будто меня перевели в зоопарк. А там – львы, тигры, все рычат. И я, такой, возмущенно: «Срочно мне врача зоопарка! Я не могу тут находиться!»

Посмеялись. Хотя Ключник и пропал.

— Интересно, он только на Юру издалека реагирует или на всех? – сказала Олеся. – Мне Юрин рассказ, и еще Олега, про отчима и эйфорию, тоже кое-что навеяли. Хочу рассказать.

— Мне грустно и одиноко, путник, – сообщил Ключник, проявляясь. – Расскажи свою историю, развей мою скуку.

— Отлично, – кивнула Олеся. – Слушай.

У меня тоже был отчим. И был старший брат. Мы с ним вечно спорили и боролись не на жизнь, а на смерть, но кое-что нас все-таки объединяло: отчима мы не любили оба.

Как-то раз мой брат узнал, что есть такие таблетки – пурген. Приходит он домой, приносит их и говорит:

— Олеся, у нас есть с тобой общее дело.

На ужине план был осуществлен. Один маму отвлекал, другой заранее растертые в порошок таблетки подсыпал отчиму в еду.

Наступила ночь. Но не покой. Вот слышим шаги – топ-топ-топ, дверца туалета – ба-бах, стоны, журчит-спускается вода, дверца туалета – ба-бах… Через три минуты всё повторяется. И так всю ночь. И также всю ночь напролёт длилась наша, по определению Олега, эйфория.

Народ захихикал. А изображение Ключника поблёкло и стёрлось.

— Вот гад, – сказала Олеся. – Не понравилось ему опять.

— Слушайте! – воскликнул Даниил. – А давайте позвоним кому-нибудь. – Пусть они дверь снаружи поищут.

— Точно! — встрепенулся Слава.

Все повытаскивали телефоны, но обнаружилось, что связи нет.

— Продолжаем вечер воспоминаний, – подытожила Светлана. – Ну, давайте я расскажу.

— Мне грустно и одиноко, путник, – как бы невзначай заметил лягух. – Расскажи свою историю, развей мою скуку.

Даже не посмотрев в его сторону, Светлана начала свой рассказ:

— В студенчестве я пришла в ТУСУРовский туристический клуб «Такт», и однажды ребята в клубе решили отметить мой День рождения, а он у меня двадцать пятого января, в походе на лесную заимку. Идти решили двадцать четвертого, с ночевкой, двадцать пятого вернуться. Мне эта идея очень понравилась, потому что я не люблю отмечать День рождения стандартным застольем.

И вот, проснувшись двадцать пятого в пять утра, я обнаруживаю, что погода на улице не самая удачная – минус сорок. Но это, конечно, меня не остановило. Я быстро собралась, взяла лыжи, потому что от остановки Тимирязево до заимки нужно было идти километров семь на лыжах, и помчалась на первый автобус.

И вот я уже за мостом, на остановке Тимирязево. И все ребята там же, все радостно возбужденные… Но когда они посмотрели на мои лыжи, они сразу поскучнели.

— Не-ет, — говорит кто-то, — ты, Светка, с нами не идёшь…

Оказалось, что лыжи нужны были охотничьи, и у них у всех были именно такие, а у меня – обычные, беговые, полупластиковые. А они ведь на ботинки крепятся. А как в батиночках в минус сорок идти? Они-то все сориентировались, опытные походники, а я – нет.

Говорят:

— Света, ты не дойдешь. Иди на остановку, возвращайся. Мы к тебе завтра все в гости придём, отпразднуем.

И двинули вперед. Я до леса их проводила, пошла назад… Но тут мне до того обидно стало! Как же так, они будут на заимке праздновать мой День рождения, и без меня?! «Да идите вы к чёрту! – думаю. – Что я семь километров пешком не пройду?!» Возвращаюсь, закапываю у ближайшей ёлки свои лыжи в снег вместе с ботинками и иду по их лыжне в лес. Просто пешком. Я, конечно же, в валенках была.

Сперва шлось хорошо, наст был твёрдый, и я поначалу даже их голоса слышала, но потом, конечно отстала. Только-только стало светать, солнышко выглянуло, настроение у меня приподнятое: «Дойду и всех удивлю!» Только что песни от радости не пою. Драйв!

Часам к двенадцати дня солнце встало, наст стал подтаивать, и я начинаю проваливаться. Сначала по щиколотку, потом – по колено, потом до бедра, по пояс… И я начинаю продвигаться еле-еле, в час по чайной ложке. Несколько человек, которые меня за это время обогнали, молча крутили у виска.

Отчаяние стало подкрадываться где-то в третьем часу дня, когда я уже выбилась из сил. Я ведь даже не знаю, туда ли я вообще-то иду… Но тут я вижу вышку ЛЭП и вспоминаю, что это ориентир, говорили, что от ЛЭП надо повернуть налево и пройти еще сто метров, и будет эта самая заимка.

Я добираюсь до вышки, поворачиваю налево прохожу эти метров сто… По всем ориентирам, которые озвучивали ребята – место то самое. Но никаких признаков жизни вокруг нет. Пустота. Чистый снег. И вот тут меня охватило уже настоящее отчаяние. Я сижу по пояс в снегу, пятый час вечера, уже начинает смеркаться, минус сорок. И тишина – гробовая.

И вдруг прямо передо мной из сугроба открывается дверь и выползает парень по имени Игорь. Пописать вышел. Там землянка, оказывается, была, а следы уже все снегом припорошило. Он смотрит на меня, глаза на лоб, как на медведя. Потом сгреб меня и – в землянку, отогревать снаружи и изнутри.

Каждая мышца у меня болела, но радость была неописуемая…

Все глянули на стену. Ключник исчез.

— Слушайте, а вдруг если дверь появится, выйдем мы не домой, а в какой-то другой мир? – высказала опасение Ирина Богатырёва.

— Ну и отлично, – заявил Слава. – Так даже интереснее!

— Точно! – воскликнула Наташа. – Хотя нет, у меня же тут дочь.

— А мне этот мир нравится, – призналась Ирина.

— Давайте я сразу еще одну историю расскажу, пока помню, тоже про поход, – предложила Светлана.

Возражений не последовало. А Ключник проявился и произнес свою однообразную формулу.

— Однажды, нашим туристическим клубом мы отправились в Хакассию, на хребет Фергатович. Доезжаем до Абакана, а от него еще пилить и пилить – километров сто пятьдесят до подножья, откуда мы должны были уже идти по тропинке. И тут я понимаю, что я заболеваю.

Мне всё хуже и хуже, горло болит нестерпимо, и я понимаю, что у меня температура. Я сижу терплю и боюсь об этом кому-нибудь сказать, потому что, если скажу, меня высадят и отправят с кем-то назад, и я все испорчу и себе и тому, кто меня будет сопровождать. Кто-то из-за меня лишится похода.

Но когда мы вышли из автобуса и стали располагаться на первом привале, наш инструктор все про меня понял. Меряют температуру – тридцать девять. И последнее что я помню – я сижу на бревне, мне подносят железную кружку с чем-то, и говорят – пей.

Я пью, а кружка полная, и это что-то спиртное, очень крепкое. Потом мне сказали, что это была перцовка домашнего приготовления. Созданная и взятая специально для такого экстренного лечения.

Утром я очнулась в палатке, в спальнике, голая. И мне так хорошо! И ничего не болит. Спальник мокрый, его просто выжимать можно. Я оделась, из палатки выплываю, мне все:

— О, Света, ну как ты?

— Да отлично! – говорю.

— А ты помнишь, кто с тобой спал?

— Кто?!

— С тобой Влад спал.

Оказывается, для такого лечения надо было не одну меня в спальник засунуть, а с кем-то еще, чтобы он со мной промучился.

Я смутилась, конечно, говорю:

— Хорошо, что я этого не помню.

Но факт остается фактом: спирт на перце и дружеское тело в спальнике полностью меня излечили. Днем ребята еще мой рюкзак тащили, потому что я была слабая, но к вечеру я уже несла эти пятнадцать килограммов сама.

Вот такое чудо. Но меня предупредили, что постоянно так лечиться ни в коем случае нельзя, можно и ноги протянуть. Это лечение одноразовое.

Закончив, Светлана мельком глянула на стену. Ни Ключника, ни двери.

— Между прочим, Света, обе твои истории – о преодолении себя, – заметил Сергей. – У меня тоже есть такой опыт, хотя и без экстрима. Давайте я для вас расскажу, а не для Ключника.

— Почему бы и нет?! – воскликнул Юра. – Слушаем.

Но нет. Инопланетянина такой расклад не устроил.

— Мне грустно и одиноко, путник, – промямлил он, возникнув. – Расскажи свою историю, развей мою скуку.

— Ты не поймешь, – отозвался Сергей. – Но слушай, если хочешь.

Вы знаете, как я люблю гитару. Я играю с детства, учился у разных преподавателей, преподавал сам. Но однажды я почувствовал, что мне как будто бы чего-то не хватает. Я перестал ощущать рост, движение. И когда я увидел в Интернете игру гитариста из Ярославля Максима Чигинцева, мне показалось, что он может мне помочь. Там же, в Интернете, я узнал, что он занимается преподаванием, и написал, что хотел бы у него поучиться.

Максим ответил, что у него уже есть пять учеников и ещё на одного времени у него не хватит. Но через полтора месяца он написал мне, что один из его учеников перестал заниматься, и он готов взять меня.

Мы связались по Скайпу, и Максим спросил, какой у меня текущий уровень игры.

— Ну, у меня очень неплохой уровень, – ответил я. – Я и сам преподавал…

— Хорошо, – сказал Максим, – пришли мне видео, где ты исполняешь несколько разных произведений.

Я очень серьёзно подошёл к этому делу. Не хотелось ударить в грязь лицом. Это видео я записал, наверное, с тридцатого дубля, пока оно наконец-то мне понравилось. Отправил.

На следующий день пришёл лаконичный ответ: «Посмотрел, спасибо. Всё понятно. Начинаем с нуля».

Я был в шоке. Как с нуля?! Почему с нуля?! Но я проглотил обиду и ответил, что готов.

И мы начали занятия с самых простейших «детских» вещей. С постановки рук, со звукоизвлечения и тому подобного.

И вот сейчас, спустя полтора года, я понимаю, что это бы единственный правильный вариант. Только так можно было выйти на иной уровень, преодолеть кризис.

Никогда нельзя сдаваться. И никогда не надо думать, что ты дошел до предела. Да, это тупик. Но за ним обязательно есть что-то еще.

Глянули на стенку. Ключника не было.

— Давайте я ещё кое-что расскажу, – вызвался Миргородский.

— Про понос? – уточнила Наталья.

— Нет, про то, как я тоже зашел в тупик, а затем почувствовал себя великим.

— То есть, опять про психу?

— Нет. Слушайте. Пришел я как-то раз на репетицию к нашему басисту Юре Голобокову. Пришел, но не мог попасть к нему в подъезд. Он был закрыт, и я не знал, как он открывается. Домофон не работал.

Я стал кричать:

— Юрка! Юрка!!!

Никакого результата. Тогда я стал пинать эту дверь изо всех сил. Думаю, услышит же он грохот. Раз пнул, два, три, четыре… И вдруг дверь распахивается, и из нее вываливает человек двадцать толпы, все перепуганные, ошалевшие.

Я спрашиваю:

— Что случилось?

Они:

— Землетрясение! Стены ходуном ходят, люстры качаются!

Я думаю: «Ого, как я дал… Да я силён!»

А оказалось, и вправду началось землетрясение. Совпало. Но чувство величия у меня после того случая так и не рассосалось.

Зато появившийся в начале повествования Ключник рассосался.

— А я, между прочим, помню это землетрясение, – заявила Наташа. – Мы тогда отмечали в сауне мой День рождения. Сидим в парилке, дверь стеклянная, и вдруг я вижу: вода в бассейне как бы вскипела, поднялась огромной волной и стала выплескиваться.

Я говорю:

— Так, друзья, мне больше не наливать, у меня уже глюки какие-то…

Выходим на улицу, вечер, а народу навалом, как будто праздник какой-то. Я говорю:

— Что происходит-то?

А мне:

— Это, Наташка, все твой День рождения отмечают.

Посмеялись. Ключник исчез, дверь не появилась.

— А я помню землетрясение в Таджикистане, – принялась за рассказ Ирина. – Мы с маленькой дочкой приехали в гости к родителям мужа. Сидим большой компанией в саду, вокруг виноград, оживленно болтаем о чем-то… Птицы заливаются, собаки лают…

И вдруг наступила мертвая тишина. Просто абсолютная. И у меня возникло такое странное ощущение, будто я куда-то еду, двигаюсь. И ужас. И мысль, что у меня что-то не то с головой.

Тут мама мужа говорит:

— Не беспокойся, это сейчас пройдет.

Они-то это состояние хорошо знают. Так всегда, оказывается, бывает. А когда все прошло, и птицы снова зачирикали, и собаки залаяли…

На стену даже не взглянули. Понятно, что этот короткий рассказик, хоть и был интересен собравшимся, Ключника зацепил вряд ли.

— Анжелика, а ты что-нибудь расскажешь? – спросил Миргородский.

— Что, например?

— Ну… Не знаю. Что-нибудь интересное.

— А, ну ладно. У меня интересное с самого начала началось. Я родилась интересно.

— Как это?

— Я родилась с длинными волосами, и они были намотаны на пуп.

— И?

— И всё.

— Хм. Слабовато будет, – дал оценку Юрий, как заправский Ключник. А еще что-нибудь?

— Еще однажды я выдала дикую фразу: «Извините, что мы навеселе, мы с кладбища…»

— Ого. А поподробнее?

— Ну, у нас в «Элиси» хороший человек работал – Сергей Карасев, но двадцать лет назад его не стало. И мы всем коллективом каждый год в день его памяти собираемся на кладбище. Ну, и поминаем, конечно. А в тот день так совпало, что интересный квартирник вечером был, вот мы всей толпой – с кладбища и на концерт. Там-то я эту коронную фразу и выдала.

— Печальная история, — заметил Даниил.

— Разве? – удивилась Анжелика.

— Ну, про смерть…

— А у меня есть про смерть смешная история, – заявил Миргородский. Вот, слушайте.

Лежал я в больнице, готовился к одной пустяковой операции, и увидел там Володю Трубина, он пришел туда к какому-то знакомому врачу. Он как раз уходить собирался, но перед уходом подводит меня к этому своему врачу и говорит ему:

— Вот, познакомься, это Юра – хороший человек, музыкант, возьми его на карандаш, чтобы он, если что, на тебя рассчитывал.

Тот кивает. Трубин уходит. Доктор участливо так расспрашивает, в какой палате я лежу, с каким диагнозом… Я все ему рассказываю, потом спрашиваю:

— А вы – хирург?

Он говорит:

— Да. Хирург в последней инстанции…

Оказалось, он – патологоанатом. Это Трубин пошутил так. Типа, я его уже готов к этому врачу в «пациенты».

— Я бы не сказала, что история смешная, – заметила Наташа.

— А ты вообще ничего не рассказываешь.

— Я про землетрясение рассказала.

— Так себе история, мягко говоря.

— Я знаешь, почему ничего не рассказываю?

— Ну? Почему?

— Потому что, если я начну, меня уже хрен остановишь.

Данила, усмехаясь, процитировал с вопросительной интонацией:

— «Но если песней плечи мне расправить, как трудно будет сделать так, чтоб я молчал…»?

— Вот именно, – кивнула та.

— Ну, так давай, рассказывай, – сказал Олег. – Может как раз ты нас отсюда вызволишь.

— Про что расскажешь? – спросил Юра ехидно. – Про понос?

Стрельнув в него глазами, Наталья откликнулась:

— Пожалуйста, если тебе сильно надо, могу и про него. Слушай…

— Мне грустно и одиноко, путник, – влез в диалог Ключник, и Наташа испуганно схватилась за сердце. – Расскажи свою историю, развей мою скуку.

— Ф-фу ты, госсподя… – выдохнула она. – А я про тебя и забыла. Ну, слушай тоже!

Короче, когда я училась в десятом классе, собралась я как-то на свидание и решила, что перед этим нужно срочно похудеть. И смотрю, у мамы на тумбочке стоит коробочка, а на ней написано: «Чай для похудания “Летящая ласточка”».

Ну, я, недолго думая, заварила сразу три пакетика, выпила… Ну, и свидание отменилось. Из дома я выйти просто не могла, сутки ласточкой летала над унитазом…

— Это всё? – спросил Юра под дружный гогот остальных.

— А тебе мало? А мне так не показалось. Но на Ключника даже не смотрите, история, согласна, так себе. Слушайте еще.

Когда я училась в десятом классе, посредине года к нам в класс пришел новенький. Он сразу показался нам каким-то особенным. Одет был в джины с какими-то «неформальными» вышивками, с всклокоченными волосами и в очечках.

Он был без документов, сказал, что они еще не приехали, сам он из Киргизии, семья переезжает, а учиться-то надо. И почему-то его сразу садят со мной. И вот сел ко мне и сразу говорит:

— Ну, давай познакомимся, что ли, одноклассница.

У меня прямо щёки вспыхнули, я вообще краснела тогда по любому поводу. Говорю:

— Ну, давай. Наташа.

— Андрей Костров. – И тут же сходу спрашивает: – Как ты относишься к гомосексуализму?

Тут уж не только щёки, я, наверное, с головы до пяток покраснела. Как лампочка вспыхнула.

— Никак, – говорю.

Проходит урок, другой, в конце он мне записочку передаёт: «Пойдем сегодня с тобой в кафе “Золотой петушок”»?

Я пишу: «Я сегодня занята».

Он: «А завтра?»

«Завтра будет видно завтра».

Сама думаю: «И хочется, и колется. Вроде, и парень интересный, но, вроде, это самое…» Не теми он глазами на меня смотрел, какими смотрели одноклассники. Они еще совсем дети были, а он – какой-то другой.

Учительница наша по лестнице поднимается, а он ее под локоток берет: «Давайте я вам помогу, Ирина Николаевна…» Странный, думаю, типец. С какой планеты он взялся? И у всех уже эти вопросы накапливаться начали.

Две недели он с нами проучился. И каких только предложений я от него не получила. Мягко говоря, он пытался всячески расширить мой кругозор. Но мой кругозор был очерчен четкими границами и расширяться не спешил. Никакого гомосексуализма.

А потом оказалось, что парень этот – студент-журналист Андрей Остров, и находится тут по заданию редакции газеты «Красное знамя» для создания статьи по теме «Проблемы образования в эпоху перемен».

И когда всё это вскрылось, он и говорит мне:

— Наташка, я должен извиниться перед тобой. Просто, сексуальная грамотность тоже входит в мою тему. А вообще-то я женат, мне эти джинсы жена вышила.

А потом эта статья вышла. Разворот – две страницы. Всё про наш класс. Мы эту газету до дыр зачитали. До сих пор жалею, что он там имена поменял.

Она искоса глянула на стену. Ключник таял.

— Или вот еще слушайте…

— … Развей мою грусть, расскажи свою историю, – тут же вернулся лягух.

— Договорились! Когда я училась в десятом классе я решила прыгнуть с парашютом. Нас всему научили, даже парашют самостоятельно складывать. И вот пошли мы прыгать. Первый прыжок у меня был нормальный, меня просто выкинули из самолета. А вот второй … Ты ведь уже знаешь, чего ждать, и страшно неописуемо.

Вот меня столкнули, а дело было зимой, я лечу, лечу, лечу… Ветер был какой-то не парашютный. Меня сносило очень сильно. Я как могла перетягивала стропы, но приземлилась ровнехонько между трёх берёз. Купол зацепился за все три макушки, а я повисла и ножками болтаю. Слезть самостоятельно не могу, и никто меня не видит.

Я висю, ору, свистю. Потом думаю, ладно, про меня могли забыть, но про парашют-то хватятся, что его не хватает… Стала висеть спокойнее. Висела долго. Потом слышу, тарахтит «Буран». Вот они приехали, увидели меня… Тут я узнала все слова русского языка, которые раньше не знала.

Посмотрели они на меня, посмотрели и уехали за бензопилой. Я болтаюсь дальше. Наконец, опять приехали, вытащили меня и спустили на землю, а потом спилили эти березы, чтобы спасти парашют.

Я еще несколько раз потом прыгнула, и каждый раз мне говорили: «Наташа! Только не на березу! Мы тут из-за тебя весь лес сибирский повырубаем!»

— Еще надо?

— Давай, давай! – стали ее подбадривать остальные. – Повествуй, пока прёт.

— Ладно, слушайте. И ты слушай, – бросила она Ключнику, бормочущему свою ритуальную фразу.

Когда я училась в десятом классе, в девятой школе, ныне «Академлицей», классной руководительницей у нас была известная сейчас на весь город Ирина Николаевна Тоболкина.

Когда она пришла к нам, она сразу встряхнула нашу жизнь, организовала литературный кружок, и чего только мы этим кружком не устраивали. Например, поставили «Сказку про Федота-стрельца – удалого молодца», с которой нам дали возможность выступить ажно на сцене ТЮЗА. Это было феерично.

Я почему-то думала, что мне там дадут роль какой-то красавицы, царевны. Но Ирина Николаевна сказала: «Наташа, я тебя прямо вижу: ты Баба Яга». Блин. Так как это была уже третья Баба Яга в моей жизни, я начала задумываться. Я дважды уже эту роль на утренниках исполняла.

Нам пошили настоящие театральные костюмы – из бархата, из парчи. Я, конечно, тоже рассчитывала на парчу, но мне сделали юбку из каких-то лохмотьев, запачкали лицо и сказали – иди. Это было тогда, когда эта сказка была только-только напечатана в журнале «Юность» и произвела конкретный фурор.

Я тогда, кстати, обратила внимание на Филатова, он мне очень запал, и я перечитала всё, что у него было.

Мы выступаем там, сям, везде первые места… И вот мы в ТЮЗе на серьезном конкурсе, а мы ведь даже не театральный коллектив.

Финал конкурса, всем раздают призы – третье место, второе место, первое место – все мимо нас. Мы уже сникли. И вдруг говорят: «А лауреатами конкурса становится коллектив десятого класса школы номер девять».

Мы – в шоке. Счастью не было предела. Мне дали приз за лучшую женскую роль.

А потом подходит ко мне бородатый дядька в очках и говорит: «Отойдемте в сторонку, девушка. Я – режиссер театра эстрадных миниатюр ТГУ «Бонифас» Сергей Брасловец. Я чувствую в вас потенциал. А не хотите ли вы прийти к нам в театр». «Хочу!»

И мы договорились, что завтра в определенное время он будет ждать меня на остановке «Университет». Я уже представила себя в центре бурной театрально-студенческой жизни, почувствовала какой-то шанс проскочить дальше амплуа Бабы Яги…

Но в условленный день гора нашего Академгородка обледеневает, и автобусы не могут подняться. Дубак стоит страшенный. Я проторчала на остановке час, дико замерзла, никаких шансов, что автобус все-таки придет, не было, и я поняла, что моя театральная карьера погасла, не успев вспыхнуть. Ну, не судьба.

Нет, чтобы поехать завтра, найти Брасловца, объяснить, почему не приехала. Но я была по-юношески категорична. Не судьба, так не судьба…

— У меня, Наташа, возникает такое ощущение, – усмехаясь сказал Вячеслав, – что все события твоей жизни произошли, когда ты училась в десятом классе…

— Вам что-то посовременнее надо? Пожалуйста! Прошлогоднее! Слушайте!

— Мне грустно и одиноко путник…

— Да знаю, знаю! Как-то в крещение моя мама уговорила меня ехать нырять в прорубь. Я говорю, мама, только я работаю, так что только вечером, и быстро – туда-сюда, и – домой.

Она:

— Ну, ладно, что поделаешь, давай так.

Я говорю:

— Только давай не вот там, где всякие популярные места – Белое озеро, Томь… Мы поедем, знаю куда. За Корнилово есть какая-то речка, там прорубь, никого не будет, мы быстренько окунемся и – домой.

Заканчиваю работу, мы едем, и я понимаю, что таких умных – пол Томска. Там была пробка, которая двигалась часа полтора. Я уже изнемогла.

Приехали. На улице – градусов минус двадцать пять, темнеет, уже часов девять. Машин – невпроворот.

Я говорю:

— Мама, давай только всё быстро сделаем. Прямо в машине переодеваемся в купальники, подъезжаем к проруби, выскакиваем, ныряем, сразу обратно в машину и – я жму на газ.

Я даже сланцы не надела почему-то. В купальнике, с полотенцем на плечах… Выскакиваем, бежим мимо очереди – извините, извините, нам надо быстро… Нас пропускают, мы ныряем, вылезаем, бежим к машине, подошвы примерзают к земле… И тут я понимаю, что ключей от машины у меня нет.

Я останавливаюсь, оборачиваюсь и кричу: «Кто ключи видел от РАФ-4?!» Народ обалдел.

Мы как две курицы бегаем вокруг машины, а ключей нет, температура – минус двадцать пять. У меня паника. Я начинаю орать:

— Товарищи, помогите найти ключи! Погодите нырять, не ходите тут, тут где-то должны быть ключи!

Тут один мужик, у него большая «Мицубиси», говорит:

— Девоньки, да что же вы, лезьте сюда.

Запихал нас в свою машину, фары включил на прорубь направил, другие тоже… Мы сидим, дрожим, а вся поляна ищет наши ключи. Весь снег перерыли. Нашли!

Я, оказывается, их возле проруби кинула, и они глубоко в снег ушли.

У нас шок, адреналин, мы всем – спасибо, спасибо… И уехали. И только наутро я осознала, в какой опасности мы были, какие всё-таки молодцы люди, которые нам помогли… Решила, что надо как-то серьезно отблагодарить, написала в Контакт: «Если водитель из «Мицубиси», с бородой сейчас меня читает…» Но никто не откликнулся.

— Вот это крутая история, – восхитился Слава. – Я б за такую точно нас выпустил.

— Жалко, что ты не Ключник, – заметила Олеся.

— Ошибки – это тема, – сказал Сергей. – Я вот однажды совершил ошибку вселенского масштаба. Прямо-таки мирозданческого.

— Рассказывай! – раздалось сразу несколько голосов.

— Я учился в ТУСУРе, учился, честно говоря, кое-как. И там была девочка, у которой мы с моим другом Димой постоянно списывали. И вот в очередной раз на зачетной контрольной мы списали у нее решение задачи по сопромату.

Преподаватель подходит ко мне, тычет пальцем в тетрадку и спрашивает:

— Бородин, что за знак у вас в формуле?

Я говорю:

— Это «Це».

— А что такое «Це»? – спрашивает он.

Я растерялся и говорю первое, что пришло в голову:

— Скорость света.

Преподаватель усмехнулся и говорит:

– Ладно, давай зачетку. – Поставил зачет. – Иди.

Я стою в коридоре, жду Диму.

Вот он выходит, хохочет в голос. Я спрашиваю:

— Что стряслось?

И он отвечает:

— Меня преподаватель тоже попросил формулу разъяснить. Спрашивает: «Что вот это у тебя?» Я отвечаю: «Скобка». А он: «Правильно. А Бородин говорит, что это скорость света».

То ли показалось, то ли Ключник и впрямь немного помедлил? Неужели его зацепил «вселенский масштаб» истории? Но, как бы то ни было, его изображение исчезло.

— А можно, я еще одну историю про машину? – спросил Слава.

— Да конечно! Рассказывай! – загомонили со всех сторон.

— Дело было так. Однажды, в девяносто третьем, я только получил права, уже купил автомобиль, праворульную Тойоту, и после процесса… Опыта вождения была мало, а дури в голове много. Если ехать с Бактина в ту сторону, где сейчас Зеленые Горки… Еду, не вписываюсь в поворот, выхожу на встречку, резко поворачиваю направо, меня разворачивает, я лечу в кусты, переворачиваюсь…

Машина падает на левый бок. Подбежали люди, поставили машину на колеса… А я во время падения перелетел на пассажирское сидение. Оттуда и выхожу, а мне говорят: «А где водитель-то?»

— Можно еще одну историю?

— Давай, жги!

Я еще был женат, поехали как-то рыбачить на Обь. Тесть повез меня и жену на мотоцикле. Рыбалка не идет, жара. Скучно стало. Я набрасываю на плечи курточку, чтобы не обгореть, беру удочку, банку червей, и иду вброд на островок, который приметил неподалеку.

Но на самом деле оказалось, что брода там нет, а очень даже глубоко. И мне приходится плыть. А течение сносит. Но я не пугаюсь, плаваю я хорошо, потому борюсь с течением, понемногу к островку приближаюсь.

И с той и с другой стороны собирается народ, все смотрят и не понимают, что происходит – человек в куртке, с удочкой в руке бултыхается в воде по грудь – то ли тонет, то ли что…

Короче, минут через двадцать я выхожу на берег, а в банке, которая была с червями, – рыба. Червей нет, зато есть рыба. Единственная, которую мы поймали на той рыбалке. Вот таких усилий порой стоит рыбаку улов.

Общий хохот.

— А у меня тоже есть история – и про машину, и про рыбалку. – Заявил Даниил. – И про хороших людей. Рассказать?

— А как же!

— Ну, слушайте.

— Мне грустно и одиноко…

— Да знаем, знаем, – отмахнулся Данила. – Как-то раз мы приехали на рыбалку в те места, где по легенде останавливался на летнюю стоянку Тахтамыш. Приехали, там красотища. Заночевали.

Наутро ребенок, девочка, захотела послушать музыку. А что магнитола включается кнопкой «вкл.», она не знала, зато видела, что можно это сделать включением зажигания. Ну, и так она и сделала. Музыка заиграла, а мы стали потихоньку собирать вещи.

Мы стояли у самой воды, внизу, а вверх – грунтовка, ночью прошел дождь, и она намокла… Я еще думаю, когда сели, заберемся или нет? Поворачиваю ключ, а машина не заводится: включенное зажигание съело весь заряд аккумулятора.

Что делать? Ругать девочку? От этого машина не заведется. Выходим, оглядываемся по сторонам, и я вижу, что на дальнем мысе, километров в пяти от нас, кто-то, вроде, есть. И мы поперлись туда с мыслью попросить «прикурить».

Идём, идём… И когда, наконец, уже видим издалека – две машины и людей, понимаем, что они как раз собираются уезжать. Буквально уже садятся в машины. И что нам тогда тут делать? Жить оставаться?

Мы – бегом к ним, руками размахиваем, кричим, «стойте, стойте!!!»

Люди нас заметили, не уехали, ждут. Мы подбежали, так и так – рассказали ситуацию. «Помогите», – говорим. «Да без проблем».

Прикурили, машина заводится, я пытаюсь выехать – ни фига. Выгружаю шмутки, высаживаю народ, пытаюсь вылезти налегке. Тут этот мужик, который дал прикурить, он, оказывается, далеко не уехал, стоял смотрел, подъехал ко мне, говорит, придется тебя тащить. А у него «Патриот» с лебедкой на бампере. Встал наверху, спустил трос, мы его, наверное, полчаса ждали, медленно он разматывается. Зацепили, и вот так, на лебедке, он нас и выволок.

И тогда я подумал, что девочка-то нас спасла. Ведь если бы она правильно включила магнитолу, то машину-то мы завели, но точно оттуда не выехали бы. А люди бы уже уехали, некому было бы нас вытащить.

Так что – всё к лучшему!

— Но тебе, лягушатина, этого не понять, – добавит Даниил вслед гаснущему изображению Ключника.

— Расскажи про то как ты был космонавтом, – попросила Ирина.

— Я ведь уже рассказывал.

— Не все слышали, расскажи всем.

— Ну ладно. Однажды в студеную зимнюю пору…

— Где-то я уже это слышал, – заметил Олег.

— Ну, да, ну, да… Короче, в детстве мы с моим другом стали как-то раз космонавтами. Это был восьмидесятый год, космонавтика была на высоте, и марки «космос» были самые дорогие – Гагарин, Титов, космические корабли… У меня дома был журнальчик про космические войны. Все наши детские головы были в этом.

А вот транспорт общественный, в отличии от космонавтики, у нас не очень-то был развит. Зима, на остановке стоишь долго, мерзнешь, приходит троллейбус, он – битком, ты в него не влезаешь, естественно, стоишь, ждешь следующий…

И вот, мы с другом съездили в кинотеатр имени Горького, посмотрели какой-то фильм и отправились домой. Влезли в автобус, а он – битком, конечно. И мы едем сдавленные со всех сторон толпой. И вдруг товарищ мне говорит:

— Смотри: я космонавт.

И головой крутит, а его шапка-ушанка, зажатая народом, не двигается. И выглядит это, правда, как будто он в гермошлеме.

Я тоже покрутил головой, та же история. Я говорю:

— Я тоже космонавт.

А потом я чувствую, что мы так зажаты, что если я ноги подниму, то все равно не упаду. Я ноги поджал и вишу. Говорю:

— Смотри, я в невесомости.

Он тоже поджал ноги и завис. И так, космонавтами, мы в невесомости и доплыли до нашей остановки. Ну, а потом, когда дверь открылась, вышли в открытый космос, и – по домам…

— Слушайте, – сказала Олеся, когда все отсмеялись. Всё это, конечно, весело, но меня мучает вопрос: мы когда-нибудь отсюда выйдем?

— Вообще-то он всех нас мучает, – заметила Настя «Суета» Матвеева. – У меня дома курицы не кормлены, я уж про мужа не говорю.

— Я бы и сам пожрать не против, – заметил Слава.

— У меня печенюшки есть, – отозвалась Анжелика, у которой всегда есть всё, что необходимо окружающим. – Домой взяла, но раз такое дело…

— Давайте я чай поставлю, – вызвалась Ирина.

— А мне пока что всё нравится, – заявил Олег. – Мы еще никогда столько интересного друг другу не рассказывали. У меня, кстати, еще одна история есть.

— Давай уж, рассказывай, – махнула рукой Настя.

— Ну, тогда слушайте.

— Мне грустно и одиноко, путник, – раздалось со стороны отсутствующей двери. – Расскажи свою историю, развей мою скуку.

— Попробую, – покосился в ту сторону Олег.

Когда уже после института я работал на лесопромышленном комбинате, у меня была очень дружная бригада. И однажды мы все вместе поехали за ягодой. В Ягодное, на поезде, к знакомому нашего слесаря. У него переночевали, набрали ягоды и уехали.

Ну, а чуть позже я решил, что раз у меня теперь в Ягодном есть знакомый, то я могу к нему за ягодой и сам поехать. И вот я прихватил своего двоюродного брата Витьку, и мы отправились с ним за брусникой. У обоих за спинами «турачи» – это такие самодельные жестяные коробки с лямками.

Приезжаем. «Знакомый» слегка офигел. Мы у него переночевали, а перед сном он сказал:

— Смотри какой расклад. Завтра утром на двадцать километров вглубь тайги поедет маленький паровозик-узкоколейка. Если вы на него сядете, уедете в самые ягодные места. Все местные туда поедут. А вечером он всех привезет обратно.

Утром мы вышли, и правда, народ стоит ждет – с ведрами, с туесками. Подходит паровозик, все садятся, мы тоже. Приехали, остановились. Нам сказали, когда сюда же вернуться, сказали, что паровозик перед отъездом погудит. Машинист и сам по ягоду пошёл.

Стали мы бродить по лесу, и что-то в раж вошли, все глубже и глубже заходим… «Может хватит?» – спрашиваю. «Да, наверное, – говорит брат. – Кстати, вроде, какие-то сигналы были, ты не слышал?»

Мы развернулись и – назад. Выходим, а паровозика нет. Какой-то мужик там палатку поставил, ночевать собрался, говорит: «Так уехали все еще в обед. Решили, что ягоды нет, собрались и укатили. Они сигналили».

Мы на время смотрим и понимаем, что до поезда, который из Белого Яра идет и в Ягодное заходит, примерно четыре часа. Что делать? Идти по шпалам?

Четыре часа, идти двадцать километров, если идти со скоростью пять километров в час, то, в принципе, всё реально. И мы двинули.

Сначала было нормально. Мы в сапожищах, за спиной турачи с ягодой… Тяжеловато, но жить можно. Но началась гроза. Болото, через него – песчаная насыпь узкоколейки, и мы хреначим по ней, а над нами низкие тучи, стоит полутьма, и молнии – трах-тарарах – прямо рядом с нами… Короче, условия приближенные к боевым.

Пока мы шли, нас несколько раз обгоняли люди на маленьких самодельных алюминиевых дрезинах. Шестами отталкиваются от шпал и едут. Нас взять не могли – не потянули бы.

Я себе твержу: «Мы должны успеть, мы должны успеть…» Где-то километра два уже оставалось, слышим паровозный гудок – «У-у-у», и непонятно, откуда это доносится, из Белого Яра или уже от Ягодного.

Витька на измене: «Мы не успеем!» Я говорю: «Спокойно, успеем…» А мы мокрые с ног до головы, от нас пар идет, темно уже, часов одиннадцать вечера…

И вот картина, которую я не забуду. Мы выходим на поляну, а прямо нам навстречу на нее выкатывает паровоз. Впереди у него большая фара, и она освещает толпу людей вдоль дороги. Он останавливается, и люди поспешно лезут в вагоны, и мы, не приостановившись даже, лезем тоже, минута, и паровоз трогается. И мы едем домой, не веря себе, что успели.

Минута в минута. Приостановились бы отдохнуть лишнюю минутку, уже не успели бы.

И только мы сели, Витька в свой турач полез и достал оттуда бутылку водки, оказывается, он всю дорогу её тащил. И мы стали пить её из горла и брусникой закусывать. И доехали мы до дома никакие, но счастливые. Я этого никогда не забуду.

— Круто, – заметил Даниил.

— Красиво, – согласилась Наталья.

Тем временем Ирина принесла чайник, насыпали в вазу печенье, и некоторое время народ молча похрустывал и причмокивал.

— У тебя история про ягоду, а у меня есть про орехи, – нарушил тишину Сергей. – Так что я знаю, что такое идти ночью через тайгу. И в моём случае даже не было железной дороги. Кстати, – обратился он ко всем, – вы никогда не ночевали на дереве?

Собравшиеся удивленно переглянулись, а Светлана озвучила общее мнение: – рассказывайте, Сергей. – Потом добавила: – Я – за вами. Про то, как я тоже думала, что ничего не получится, но упорство победило.

Сергей кивнул и, не слушая Ключника, принялся за рассказ:

— В студенчестве, перед дипломом мы с друзьями решили немножко подзаработать. Узнали, что китайцы довольно задорого скупают кедровый орех, и В августе отправились на месяц в тайгу.

Арендовали трактор, подцепили будку, загрузили её под завязку едой. Нашли лесника, он нам выделил место – восемьдесят шестой квартал. Это далеко за Могочино, в полной уже глухомани.

Мы туда добрались и сходу выяснили, что в том месте, где лесник указывал, ореха нет, только гора пустых шишек, то есть кто-то тут уже снял урожай. Тогда разделились на пары и двинули в разные стороны на разведку.

Мы с другом Димой, пройдя пешком с полчаса, нашли место, где есть шишка и принялись за работу. Набрали по два мешка шелушённого ореха… Привязали их к спине, пошли назад и вдруг поняли, что где-то мы не там. Не узнаем места. Вроде не должны были заблудиться, помнили, как пришли. Вроде, верно назад шли, да и по компасу ориентировались, а знакомой просеки все нет и нет. А потом места стали повторяться, и мы поняли, что ходим кругами.

Начало вечереть, а мы и раньше слышали жутковатые крики каких-то животных, а тут они стали явственно громче. И кучи нам огромные по пути попадались, может и лосиные, но может и медвежьи. Стемнело. Мешки мы побросали, нашли кедр поразлапистее, забрались на него, и ночь в полудреме провели на дереве. Сильно-то не поспишь – свалится можно.

А утром, когда спустились, прошли два шага и сразу стали лес узнавать. А вот и просека. У нас такое чувство было, как будто мы в каком-то ином пространстве побывали, а потом нас из него выпустили.

— Вот бы и нас бы уже выпустили, – заметила Олеся.

— Это точно, – согласился Сергей. – Но я хочу закончить. Добрались до лагеря, а там вовсю бьют тревогу, собираются МЧС вызывать, чтобы нас искать.

Самое обидное, что, когда мы вернулись, и у каждого мешков по двадцать орехов было, выяснилось, что китайцы эту закупку временно прекратили, а у наших цена на орех раз в десять ниже. Зато теперь китайцы задорого берут грибы. А мы в тайге по грибам ходили буквально, их там видимо-невидимо было…

Стали мы ждать, когда китайцы снова начнут орех брать, и дождались, что он у нас начал портится… Короче, когда мы оставшийся орех сдали, мы еле-еле всю эту поездку окупили. И всё, что я заработал тогда – воспоминание на всю жизнь про ночь на дереве в параллельном пространстве.

Наблюдая за тем как блекнет изображение Ключника, Сергей напомнил:

— Ирина, вы хотели рассказать…

— Да-да. Рассказываю.

В юности я все решения принимала импульсивно, не раздумывая. Уже в студенчестве у меня была подруга Вика Викулина, и она сказала мне как-то: «Будешь в Новокузекцке, приходи в гости».

И вот как-то летом, возвращаясь из похода, я вдруг решаю: «А чего бы мне не съездить к Вике?» Все садятся в поезд на Томск, а я еду в Новокузнецк.

И уже там, в Новокузнецке, я понимаю, что куда идти-то я не знаю, адреса у меня нет. Но – фигня базар – она же мне рассказывала, что живет в центре города, возле цирка, в девятиэтажке…

Я доехала до центральной площади Новокузнецка, нашла цирк… А эта площадь – она как двенадцать наших площадей Ленина. И вокруг девятиэтажек – штук пятнадцать.

Но я еще запомнила из ее разговоров, что живет она в третьем подъезде, на третьем этаже. Это же здорово ограничивало мой поиск, правда? Фигня, что девятиэтажек пятнадцать.

Я подхожу к первой попавшейся девятиэтажке, а за спиной у меня, кстати, пятнадцать килограммов походного снаряжения. Тогда подъезды не запирались, домофонов не было. Поднимаюсь на третий этаж, звоню во все квартиры, никто не открывает.

Обошла я домов пять, устала, села отдохнуть и тут додумалась. Можно же обратиться в горсправку. Стала спрашивать у людей, где горсправка, мне называют какой-то адрес, говорят, как туда доехать, я сажусь в троллейбус и тащусь час, потому что горсправка оказалась на другом конце города.

Там я прошу сказать мне адрес Вики Викулиной, но мне говорят, горсправка кому попало информацию не дает, надо иметь документ, подтверждающий, что мы родственники, или какой-то другой официальный документ, из которого ясно, что это мне реально необходимо… Но я взмолилась, и уж не знаю, как я эту тетку убедила, и адрес она мне дала.

Я сажусь на троллейбус, еду час обратно, ищу дом с таким адресом, и оказывается, что это тот самый дом, в который я пошла сразу. Я поднимаюсь на третий этаж, звоню в дверь, в которую уже звонила часа три назад, и мне открывает Вика: «Светка?! Ты откуда?!»

От всей этой истории у меня остался такой драйв… Я на всю жизнь усвоила, что всегда и всё можно найти. Нет безвыходных ситуаций.

— Так что не бойся, Олеся, – жуя печенье заверил Миргородский. – Выберемся мы отсюда.

— Да я не боюсь. Просто надо к этому Ключнику ключик подобрать… Ведь как бывает, для одного какие-то слова ничего не значат, а для кого-то они – в самую точку.

— Это ты про что? – не понял Миргородский.

— А вот слушай.

Я только закончила восьмой класс, и первого же июня, катаясь с пацаном на мотоцикле, упала и порвала мышцу. Семь швов, наркоз, месяц нельзя ходить.

И вот, душная палата, жара, я лежу, делать нечего, единственное развлечение – дети, которые со мной лежат. Я там самая взрослая была, со мной две девочки – одной четыре года, другой пять.

И как-то они поссорились из-за чего-то и принялись всячески друг друга обзывать. Ругательный словарный запас у них оказался огромный, как только они друг друга не оскорбляли – и цензурно и нецензурно… Но когда одна другую назвала «мальчиком» со второй случилась настоящая истерика. Ревет, кричит:

— Я не мальчик! Это ты – мальчик!

А та смекнула, что попала в цель и тихонько так:

— Не-ет, это ты – мальчик.

Ох и рёву было.

— Ключник, ты мальчик, – заявил Миргородский. Но тот растаял, не поведя и ухом.

— Слушайте! – воскликнул Даниил. – У меня есть шикарная история – тоже про преодоление трудностей. И ещё про пьянство.

Ключник, бормоча свою формулу, тут же возник снова.

— Году в девяносто втором, зимой, мы студией «Хрустальный мир» поехали на гастроли. ГАЗ-66 наполовину забитый медикаментами, наполовину нами. Поехали по области. Это была одновременно «передвижная аптека» и «концертная бригада».

Едем мы с инструментами, отыграли в какой-то деревне, отметили это, само-собой, едем в следующую, все, кроме водителя, «хорошие», весело. Но в будке было холодно, и мы все всемером попросились в кабину. Набились туда толпой, песни орем, прем по зимней дороге сквозь ночь, снег сыпется… Красотища!

Но весь этот бардак привел к тому, что водитель не справился с управлением, и мы слетели с дороги в сугроб. Никто не пострадал, слава богу, но самостоятельно нам оттуда не выбраться. А на улице минус двадцать шесть, а для обогрева – только газовая паяльная лампа.

Мы проехали километров сорок, а осталось ещё двадцать. Пешком идти по морозу было нереально.

— Чтобы согреться, нужно было раздеться и лечь, прижавшись друг к другу, – заявила Анжелика.

— Возможно, – усмехнулся Данила, – Но это была бы уже совсем другая история.

— И она была бы интереснее! – заметила Олеся.

— Ладно… Смотрим, фары вдалеке. Выскакиваем на дорогу. А это КАМАЗ груженый. Он проехал мимо, даже не приостановился. Смотрим, еще один – то же самое. Наконец – пустой идёт, но – в обратную сторону. Остановился, попытался нас выдернуть. Бесполезно. Уехал.

А у нас уже бензин кончается, газ в паяльной лампе тоже. Начинается паника – «мы все умрем», «мы все умрем»…

Еще один остановившийся камазист говорит:

— Я сейчас доеду до деревни, скажу, чтобы на тракторе-трелевочнике приехали вас выручать. Но он долго будет ехать, учтите.

И да, этот трелевочник шел до нас часа три.

А мы тем временем среди медикаментов обнаружили коробки с лосьоном «Молодой лес». А на флаконе написано: «Алк. 40 об.» Вот так конкретно. И изумительный хвойный запах.

Короче, когда пришел этот трелёвочник, мы уже были совсем никакие. Он нас вытащил, и мы водиле даем в благодарность коробку этого лосьона. Он такой:

— Что это?!

Мы молча достаем из другой коробки по бутыльку, свинчиваем крышки, чокаемся и буль-буль-буль.

— Ясно, — говорит. Коробку подмышку и – в кабину.

Короче, приехали мы в деревню, это была глубокая ночь, и поместили нас до утра в кочегарку. Там было четыре печки: две горят, две отдыхают, потом кочегары меняются и меняются печки. Там мы продолжили потребление лосьона.

Потом – спать. Где? Там был земляной пол, на нем дощатые тротуарчики. Вот я лично уснул на таком тротуарчике. Кто-то на столе, кто-то еще где-то.

Наутро просыпаемся, одного – барабанщика Васькина – нет. Где Васькин? Начинаем искать. А когда мы бухали, его что-то заклинило, и он повторял одну и ту же фразу: «Я бурундук». Ржет и повторяет: «Я бурундук, я бурундук…» И вот мы ищем его, спрашиваем друг друга: «Где бурундук? Кто видел бурундука?» Кочегар на нас смотрит, как на сумасшедших.

А в восемь утра приходит его сменщик, и он собрался уходить. Думаю, сейчас встретит сменщика, скажет: «Ты с этими ребятами поосторожнее. Они ко мне среди ночи приперлись, а сейчас ищут какого-то бурундука…»

Я из кочегарки вышел, смотрю, на снегу никаких следов. Значит бурундук не уходил. Вернулся, стал искать еще тщательнее, открываю одну печку, кричу:

— Бурундук!

А оттуда:

— Чё?!

Вылазит – весь черный с ног до головы…

А не нашел бы я его, печку вполне могли бы запалить, она к этому уже подготовлена была.

Немного в себя пришли и – играть концерт для жителей села.

— Классная история! – кивнул лысой головой Слава. – Но что делать-то? Мы так можем еще долго тут сидеть, а у меня завтра с утра – процесс! Завтра ведь второе?

— Завтра первое, – поправил его Миргородский.

— Завтра второе, – возразила Настя. – Первое – сегодня. А никакого тридцать первого июня не бывает.

И тут что-то как будто изменилось.

— Ой, смотрите – дверь! — воскликнула Ирина.

Все оглянулись на стену. И действительно, дверь была там, словно и не исчезала.

— А я слышала, как кто-то пробормотал, «вы развеяли мою грусть», когда все хохотали, – заявила Анжелика. – Но я думала, это кто-то шутит.

— Это что, моя история так сработала? – задал гордый вопрос Данила.

— А может, мои слова про то, что тридцать первого июня не бывает? – возразила Настя.

— Он точно сказал, «ВЫ развеяли мою грусть»? – уточнила Наталья. – «Вы», а не «ты», — понимаете? Мы вместе его уломали.

— У Лукьяненко в «Спектре» такого не было, – заметил Юра.

— Не додумался до такого твой Лукьяненко, – парировала Наташа. – Не коллективист он. Все чересчур творческие люди – самовлюбленные индивидуалисты.

— А что ты на меня-то смотришь?! – возмутился Юра.

— Так что, расходимся?! – прервав их пикировку, поднялся Слава.

— Нет, подождите, – заявила Наталья, – я вам ещё самую интересную историю не рассказала!

Те, кто, было, привстал, уселись обратно. Кроме Славы.

— Давайте я хоть выгляну, мы на Земле или где, – сказал он.

Выглянул.

— Ух ты! Две луны! И жирафы с двумя головами! Зеленые! А, нет, это они одеты так!

Все ломанулись к выходу. Но пейзаж за дверью оказался самым что ни на есть земным, белоозерным. Никаких жирафов.

— Шутник, – сказала Анжелика неодобрительно.

— Только я вот не пойму, почему до сих пор светло, – заметил Олег. – Уже стемнеть должно было.

— А сколько времени? – с загадочным видом спросил Миргородский.

Все посмотрели на часы – кто на наручные, кто в телефоне. Все часы показывали девять. Ровно столько, сколько было, когда исчезла дверь.

— Так и знал, – поднял палец Юра. – Пока мы тут байки травили, мы находились вне времени и пространства!

— Выходит, никто никуда не опоздал? – обрадовалась Наталья. – Тогда я рассказываю?

— Наташа, ты же сама спешила, – напомнила Олеся.

— Да ладно, – махнула та рукой. – Пятнадцать минут ничего не решают. Лучше слушайте...

И, рассевшись по местам, клуб «Своя Среда» продолжил свое, как всегда затянувшееся, заседание.

И так – каждую среду.

Последовавшей ночью Юрий Миргородский проснулся от неприятного ощущения, что в его комнате кто-то есть.

Он открыл глаза и увидел на стене светящуюся фигуру немолодого пухлого усатого человека.

— Ты Ключник?! – испуганно воскликнул Юра.

— Нет, – отозвалась светящаяся фигура. – Я – Сергей Лукьяненко. Я пришел, чтобы сказать: за то, что вы без зазрения совести использовали в своих целях мою книгу, гореть вам в аду – и тебе, и всему твоему клубу. А возглавит этот процесс мой приятель Юлий Буркин! Ха-ха-ха!

С этими словами фигура фантаста поблекла и исчезала.