Евгения:
Давно это было, друзья, так давно, что некоторых из вас ещё и на свете-то не было. А была на свете я, серьёзная черноглазая девочка лет четырёх. И больше всего на свете любила я петь, но просто так петь мне было неинтересно. Я хотела, чтобы меня слушали. И были у меня замечательные бабушка и дедушка, родители моей мамы. Впрочем, бабушка и сейчас есть, девяноста двух лет от роду, дай Бог ей здоровья. А дедушка уже ушёл в лучший мир. Я была их первой внучкой и поэтому бабуля и дед обожали меня и всячески баловали. Дед постоянно организовывал дома концерты, где я была, естественно, примадонной) У нас вообще семья была очень певучая, голоса у всех от природы обладали приятным тембром, за праздничным столом в моей семье не столько пили, сколько пели, и я выросла в соответствующей атмосфере. Так вот, на этих домашних концертах дед изображал конферансье. Я надевала красивое платье, или изобретала какой-нибудь наряд из того, что под руку подвернётся, принимала важный вид, а дед выходил на середину комнаты и торжественно объявлял: «Выступает народная артистка-гитаристка без публики...» Я сердито топала ножкой и кричала: «Деда, не «без публики», а «республики»!». Дед хохотал, ибо человеком он был веселым и любил подшутить. Потом он снова продолжал объявлять мое выступление, на этот раз уже так, как мне хотелось, и я пела песни — и популярные советские, и народные, и военные, и из фильмов, ибо песен знала я великое множество. Так что любимый предмет моей памяти не потрогать руками и не поместить в музей под стекло, любимым предметом моей памяти на все времена была, есть и будет хорошая песня. Только я уже не так честолюбива, как в четыре года, и мне не так важно теперь, на публике звучит она или без публики, просто для души.