ВСЕ, ЧТО ВЫ ХОТЕЛИ УЗНАТЬ ОБ «АКЦЕНТЕ»

ВСЕ, ЧТО ВЫ ХОТЕЛИ УЗНАТЬ ОБ «АКЦЕНТЕ», НО БОЯЛИСЬ СПРОСИТЬ

Автор текста: Юлий Буркин

Эта студия живет уже тридцать лет. И, на мой взгляд, рассказ о ней есть смысл начать с биографии ее создателя Юрия Миргородского. Если вы не согласны, пропустите эту часть и начинайте сразу с раздела «Хроники Акцента». Но предупреждаю: в этом случае вы много потеряете. Так как биография Юрия одновременно и нестандартна, и показательна. И рассказывал он о себе честно, ничего не скрывая, чем вызвал у меня искреннее уважение.

Лики Миргородского, или Долгий извилистый путь

1. Маменькин сынок

Я родился в 63-м, в советской семье. Даже правильнее – в семье коммунистов. Отец, Алексей Иванович, был работником обкома партии, потом – директором сельскохозяйственного техникума, мама, Валерия Витальевна, работала бухгалтером на ТЭМЗе.

Родился семимесячным. Был, как мне рассказывали, жалким и синим, и старшая сестренка моя, Вика, увидев меня, заплакала и спросила: «Мама, он что, никогда не вырастит?» Да и все думали, что я не выживу. Однако, по Высоцкому, — «…Но родился и жил я, и выжил…»

Наверное, поэтому меня потом сильно баловали и опекали. А был я чудаковатым, капризным с массой неожиданных бзиков… Ну, например, когда мне было года два-три, я обожал нюхать марлечку… Ну, была у меня любимая марлечка. И если ее стирали, я закатывал истерики…

А был я чудаковатым, капризным с массой неожиданных бзиков…

Когда же мне было лет пять, я вдруг проявил тягу к публичным выступлениям. Мы жили в четырехэтажной хрущевке на улице Гагарина. Я стал регулярно выходить во двор (а дворы, кстати, были не такие, как сейчас, не было заборов, было больше зелени), забирался на крышку канализационного люка и часами пел советские песни – Хиля, Магомаева, Трошина, — которые мне заказывали соседи, высовываясь из окон или выходя на балконы. Так что я смело могу сказать, что моей первой сценой была канализация. И это символично: я и сейчас не слишком привередлив и готов выступать где угодно, лишь бы людям было хорошо.

При этом я был слабо социализирован, замкнут, друзей у меня особо не было, и как-то еще я о себе не заявлял. Да и эти концерты я вскоре прекратил, и с семи лет окончательно закрылся и общался в основном с книгами. На них меня подсадила сестра, которая, кстати, всю жизнь проработала библиотекарем.

2. Троечник

Возможно все так складывалось оттого, что рос я очень ранимым, я не мог видеть, как сверстники смеются над слабыми, обижают младших, в том числе и меня; я был плохо развит физически. В школе мне казалось, что вокруг сплошные, как сейчас бы сказали, гоблины. Вот я и спрятался в свою книжную скорлупу. Сейчас таких называют «ботаниками».

При этом, несмотря на мою любовь к чтению, учился я плохо, перебивался с тройки на четверку. Мне не нравилась школьная среда, я чувствовал себя чужим. Это была школа №9 на набережной Ушайки. Единственное, что мне в школе нравилось, это все, что было связано с пионерией и комсомолом. В этом смысле я был правильным мальчиком и верил в те идеалы, которые нам прививали. В пионерской организации учили доброте, учили защищать слабых, учили дружить со всеми, и это мне импонировало.

Шестнадцатилетний Юрий. Фото на паспорт.

Однако, чем я становился старше, тем больше отдалялся от школы. Но во дворе у меня сложилась «альтернативная» компания, в которой я чувствовал себя уверенно. Лет в четырнадцать я там попробовал спиртное – выпил стакан вина, и его вкус и последующее состояние эйфории мне очень понравились. И я потом повторял это «с завидной регулярностью». Тут уже по Гребенщикову «Коля научил пить вино, вино заменило мне волю…»

Тогда же я и покуривать начал, хотя так и не стал курить по-настоящему… Но, несмотря на все эти пагубные привычки, рос я мальчиком умным, и в старших классах прочитал очень много зарубежной и русской классики, которой в школьной программе не было.

3. Турист-гитарист

Есть такое хорошее прилагательное, популярное в советское время: «судьбоносный». Судьбоносное решение, судьбоносный съезд… Так вот, для меня судьбоносным стало мое знакомство в девятом классе с туристско-экспедиционным отрядом «Искатель».

Меня позвал с собой в поход мой одноклассник Сергей Никонов. И вот я прибился к этому отряду. Там была душевная дружеская атмосфера, там никто не ставил себя выше других. Романтика. Сидеть у костра, слушать как кто-то поет песни под гитару, заглядываться на девочек. Которые смотрят, конечно, не на тебя, а на гитариста.

Меня позвал с собой в поход мой одноклассник Сергей Никонов.

И лет до двадцати я мечтал, что тоже когда-нибудь возьму в руки гитару… И разобью ее на сцене. Я ведь тогда слушал «Дип Перпл» и прочую «харду». Потом появилась «Машина времени». И одновременно в этих походах я слушал Визбора, Окуджаву, Кукина… Такой вот типовой музыкальный винегрет того времени.

И иногда я действительно брал в руки гитару… Возьму, подержу, положу. А в двадцать у меня появился свой инструмент: мне его товарищ продал за двадцать четыре рубля, как сейчас помню. Болгарский «Орфей». И вот, в двадцать я начал учиться играть. Ну, а как? Гитара куплена, что теперь делать? Отступать некуда.

Сам процесс учебы я не помню, но помню, что через год я освоил уже довольно много песен – из той же «Машины времени» и из бардов. И вот тогда, когда я уже стал уверенно играть и петь эти песни, я впервые после детских концертов на канализационном люке, почувствовал себя в центре внимания. Так сказать, «вышел из тени». Вышел, огляделся: а вокруг-то девушки…

4. Ловелас и псих

И да, как раз в этом возрасте у меня случилась первая сильная любовь. Как раз таки меня девушка заметила с гитарой у костра. Пошли мы в поход, на Басандайку, отмечать День рождения товарища – Игоря Худякова. И вот как раз девушка этого Игоря подошла ко мне после всех песен, и мы с ней пошли на речку мыть посуду…

Пошли рука об руку… Ну, и всё, я влюбился, и на следующий день решил отыскать ее. И по-честному спросил у Игоря, не против ли он, и где ее найти. Игорь сказал: «Да, пожалуйста», и дал мне адрес. Любовь была недолгой, как всякая первая любовь, наверное, но запомнилась мне на всю жизнь.

В семнадцать я закончил школу и поступил в ТПИ на геологоразведочный факультет. Мне там нравилось очень – ребята-сокурсники нравились – открытые позитивные люди, творческие, остроумные, нравилась студенческая среда, поездки в колхоз, капустники… Но закончить я не смог. Просто физически. Не мог сосредоточиться, не мог ничего запомнить, не мог долго сидеть на лекциях. Я все время копался в себе, занимался самобичеванием… Может как раз потому, что все вокруг меня казались мне намного лучше и интереснее.

Хотя меня и любили в группе, я хорошо в нее вписался. У меня были прозвища «Сэр» и «Маршал» (на военной кафедре)… Но случился психологический срыв, возможно, связанный с возрастной гормональной перестройкой… Короче, я так загнал себя, что, в конце концов, взял один академ, взял другой, а потом и вовсе лег в клиники НИИ психического здоровья.

И там мне тоже понравилось. Режим санаторный, тишина, только кедрач шумит на ветру, интеллигентное окружение – сплошь ученые, поэты, музыканты – Игорь Нор, Макс Батурин… Тихие разговоры о творчестве. Нервы, расшатанные суетой жизни, успокаиваются… Мне там так понравилось, что я несколько раз там потом отдыхал. И вот там я нашел свою первую жену. Она тоже выходила из депрессии. А я туда гитару притащил, у нас дворик был такой уютненький, мы гитару из рук в руки передавали, пели песни по очереди. И смотрю, глядит на меня девушка… И как-то у нас там всё сразу случилось… Мне было двадцать три, а она была на пять лет меня старше, и у нее было двое детей от первого брака.

Мы прожили пять лет. Второй мой брак длился два месяца, а третий – один день. Но об этом – позже.

Нет, все-таки скажу: сейчас я, наконец, женат «по-настоящему». Мы с Ольгой вместе уже пятнадцать лет, у нас двое детей, наших общих детей, и я очень дорожу своей семьей.

5. Испытатель

Но вернемся к тем временам. Итак, я бросил институт, женился, нужно было как-то зарабатывать на жизнь. И я пошел на завод «Сибэлектромотор». Моя должность в трудовой книжке звучала гордо: «Испытатель». Когда меня спрашивали, кем я работаю, я так и говорил: «Я — испытатель». А потом, уже в скобочках, добавлял: (утюгов и электровафельниц))).

Платили мало, поэтому утюги и электровафельницы я не только испытывал, но и время от времени таскал через дыру в заборе. Надо сказать, с большим риском. Но я сам это ни за воровство, ни за спекуляцию не считал, так как не торговал этим, а только дарил на Дни рождения, свадьбы и прочие праздники. Это ж дефицит был. Нет, вру, был грех: одну вафельницу я продал – по госцене, за двадцать два рубля.

Работали в три смены, иногда – ночами испытывали эти самые электровафельныцы, а на конечном этапе, после сборки, их положено было протирать техническим спиртом. Ну, и сами понимаете… Мой коллега показал мне, как избавить себя от скуки на ночном дежурстве. И, знаете, я прямо чувствовал, как с каждой пропущенной рюмкой я испытываю электровафельницы все качественнее и быстрее, они просто вылетали из моих рук!

А, к слову, тогда, как раз, «сухой закон» начался, и с этим связана следующая моя эпопея.

6. Бутлегер

Выяснилось, что в некоторых областях этот самый «сухой закон» не такой жесткий, как у нас. И мои знакомые – Коля Чизганов, отличный, кстати, музыкант, ныне покойный, и еще несколько человек – стали ездить туда за водкой: сначала в Новосибирск, потом в Барабинск, а когда и там ввели талоны, — в Красноярск.

Однажды меня взяли с собой, и одной такой поездки мне хватило, чтобы сразу же с завода уволиться. За раз на себе можно было унести четыре ящика, переложив их в рюкзаки и сумки – рюкзак спереди, рюкзак сзади и две сумки в руках. За неделю можно было сделать несколько поездок. И если я на заводе получал максимум сто шестьдесят рублей, то эти поездки в месяц давали мне три-четыре тысячи. Я почувствовал себя, ну, очень крутым.

Два года я так катался, навьюченный рюкзаками. И это было не только денежно, но и каждая поездка воспринималась, как приключение. Нужно было договориться с продавцами, нужно было вынести товар, нужно было его довезти… При том с одной стороны ОБХС, с другой – рэкет, с третьей – менты. Все это было опасно, рискованно, но по-своему и весело. Да плюс – по пути несколько добытых бутылок выпивалось… Привозили, сдавали на «ямы», так назывались появившиеся тогда подпольные магазины алкоголя, и – в новый рейс. Это будоражило, и вскоре я без этого, как без наркотика, уже не мог.

Папа, несмотря на то, что был коммунистом, понимал, что мне надо кормить семью, и говорил мне: «Только не попадись».

Но я все-таки попался. Меня арестовали в Красноярске. Дело было так. Я смекнул, что вовсе не обязательно самому мотаться туда-сюда, можно ведь водку сдавать на проходящие поезда. И мы с Колей довольно успешно этим промышляли. Но вот однажды выхожу я из вагона уже пустой, с деньгами, и тут меня берут под белы рученьки ОБХСники: «Мы, гражданин, уже довольно давно за вами следим. Рассказывайте, где храните спиртное, кто работает с вами…» Я никого не выдал, и что три ящика водки у меня в камере хранения – не сказал.

Возможно, с меня взяли бы штраф и отпустили, но как раз накануне я потерял паспорт, и у меня с собой был только военный билет, в котором не было фотографии – отклеилась. Мне говорят: «Ну, раз так, мы вынуждены отправить вас в спецприемник для бичей, там будете находиться до установления личности – примерно, так, с месяц». Я в ужасе: мало того, что сидеть с бандюганами, мало ли что они со мной сотворят, но еще и ячейку камеры хранения, где у меня товар, могут через двое суток вскрыть...

Помню – бадья с водой, буханка хлеба, и раз в день – кормежка… Но никаких страшных бандитов там со мной не сидело, просто какие-то бездомные люди, и мы нормально ладили. Когда на дежурство вышла девушка-сержант, я взмолился: «Девушка, милая, вот мои томские телефоны, пожалуйста, дозвонитесь до отца или до жены, скажите им, где я нахожусь…» И она дозвонилась. Отец приехал за мной через четверо суток, поговорил с дознавателем, рассказал, какой я хороший, как я хорошо пою Макаревича. И меня отпустили, вернув все изъятые деньги.

Отец сказал только: «Ты меня в гроб загонишь», и мы поехали на вокзал. И надо же, ячейка не вскрыта, так что я еще и свои три ящика водки в Томск прихватил. И там случилась еще одна неприятная история. Мы, когда приехали в Томск, на вокзале я поймал такси, стал с водилой торговаться насчет оплаты – развезти товар по «ямам». И как-то мы с ним не поладили, и он вдруг стал кричать на всю привокзальную площадь: «Товарищи! Тут спекулянты! На помощь!» А отец-коммунист рядом со мной стоял. Он со стыда чуть под землю не провалился.

Вся эта история заставила меня крепко задуматься. Однако жить как-то надо было, и я продолжал «челночить». Но вскоре меня дважды «развели на бабки», то есть, я не только ничего не заработал, но и оказался в убытке. Тогда я решил завязывать, решил, что это все-таки не мое, раз я такой наивный. Ну, а вскоре и сухой закон прекратился, и всей этой водки стало везде навалом.

Так закончилась моя бутлегерская эпопея, и я оказался на распутье: водочный магнат из меня не получился, что же делать дальше? Как сказал в этой ситуации Остап Бендер: «Придется переквалифицироваться в управдомы».

7. НЕДОНЕВЗОРОВ

И что дальше? Возвращаться к утюгам и электровафельницам? В этой роли я себя уже не представлял. Зато, после стольких потрясений, я решил, что достаточно хорошо знаю жизнь, чтобы стать успешным журналистом.

Я не был уверен, что у меня получится писать, а вот поговорить и записать беседу на диктофон — с этим я точно справлюсь.

Шел 93-й год, я как раз собирался на Грушинский фестиваль. Явился на областное радио, сказал, что хочу поработать внештатным корреспондентом, а потом, возможно, и в штат. Приняли меня благосклонно, выдали дорогущий по тем временам профессиональный диктофон.

Я поехал на Грушу, взял там интервью у всех звёзд, сфотографировался с Сергеем Никитиным, записал несколько песен, в общем, привёз вполне приличный репортаж 45-минутный. Заплатили копейки, но у меня появилась перспектива.

Я поехал на Грушу, взял там интервью у всех звёзд, сфотографировался с Сергеем Никитиным.

Следующий мой материал был в форме встречи с молодыми неизвестными поэтами (моими знакомыми). Потом – с молодыми неизвестными бардами (моими знакомыми). Очередной темой я снова взял то, что хорошо знал — производство самодельной водки на дому. Мои друзья и вчерашние коллеги как раз перешли от завоза алкоголя из других городов к производству — бодяжили из по дешёвке купленного спирта. У них-то я и взял интервью, не называя имен, естественно.

Материал получился сенсационный, меня хвалили, и я заявил, что следующий будет — с томскими проститутками.

— У тебя и там есть знакомые? — удивились радийщики.

Я отвечал туманно.

Задача была непростая: познакомиться с проституткой и поговорить с ней "за жизнь ". Бесплатно, конечно, что вдвойне непросто.

Обдумывая этот нехитрый, но сложно выполнимый план, я брел по городу. Брёл, брёл, запнулся, упал и расхреначил диктофон в пух и прах.

«Знаешь что, Юра, — сказали мне на радио, понимая, что возмещения нанесенного ущерба с меня не дождаться, – ты лучше пой. Просто пой»…

8. Педагог (и «утопленник»)

И я тогда за советом пришел к Олегу Анатольевичу Смолякову, руководителю того самого туристического отряда «Искатель», в который я ходил в старших классах. Так, мол, и так, что делать? А он говорит: «Ну, давай, я тебя на Станцию Юных Туристов возьму, руководителем кружка игры на гитаре».

Хорошо ли я играл на гитаре? Я и сейчас не могу сказать о себе этого. Но чтобы охмурять девушек, моего уровня было вполне достаточно. А значит, и дотягивать «чайников» до средне-бардовского уровня — тоже. И без всяких нот.

Хорошо ли я играл на гитаре? Я и сейчас не могу сказать о себе этого.

Итак, я стал педагогом, и сейчас я понимаю, что это меня спасло. В работе «спекулянта» было немало возможностей погибнуть – от чьего-то ножа или от водки. Да и в свободное время я вел себя довольно необузданно – зимой сплошные ночные тусы, летом – хождения в походы, где тоже то пьешь, то поёшь… И хоть я никогда не был запойным, мне нравилось проснуться утром в палатке и сразу накатить полстакана. Был в этом какой-то особый кураж.

А однажды я чуть не утонул. Точнее, я трижды в своей жизни тонул, я плохо плаваю, – два раза в детстве – на Ушайке возле школы, где рыбачил, и на Черном море, где мы с родителями отдыхали. А взрослым – дело было так. Отправились на маёвку, на Басандайку. Я пел то у одного костра, то у другого. И у каждого – что-нибудь пил. В какой-то момент, чувствую, я уже никакой, ни играть, ни петь не могу. Говорю: «Ребята, я сейчас освежусь и приду». И поперся на речку, один, в темноте, пьяный в хлам. Хотел просто умыться. А был паводок. Я поскользнулся и упал в ледяную воду, стал вылезать, попал в яму, и меня с головой накрыло.

Провалился, захлебнулся, перепугался, стал колотить руками и ногами, и как-то чудом выбрался на берег. Я был в таком шоке, что на ноги так и не встал, а пополз по берегу на свет костра. Представляете, какой я произвел фурор, когда мокрый до нитки выполз из тьмы к костру и, стуча зубами, сказал почему-то: «Д-д-добрый вечер»…

Очнулся в спальнике, голый. И так мне было хорошо, такой у меня невероятный подъем был. Я пел три часа без остановки. Тут и адреналин, и осознание, что жив остался, а легко мог бы погибнуть, и похмелье, и новые полстакана – все сошлось. «Но если песней плечи мне расправить, как трудно сделать так, чтоб я молчал…» Короче, что греха таить, нравился мне такой образ жизни.

И не сносить бы мне головы, если бы ни педагогическая деятельность, благодаря которой мне волей-неволей пришлось взяться за ум.

Станция Юных Туристов находилась на Бакунина, на горе. И, собственно, первые три ученика, с которых началась эта моя карьера, сделали мне имя. Наташа Мальцева – она сейчас в городе достаточно известная бардовская исполнительница, лауреат многих фестивалей авторской песни. Алик Смоляков, сын Олега, руководителя «Искателя», тоже талантливый был парень и очень себя ярко проявлял. И Женя Макаева, не знаю, где она сейчас, но тоже была интересная. И я их не только раздельно учил, но и вместе. Они запели у меня на три голоса «Алые Паруса» Владимира Ланцберга, – «Ребята, надо верить в чудеса…», и это всех просто покоряло на раз.

Всё было здорово, но в какой-то момент меня стало беспокоить, что у меня не прибавляется учеников. И я понял, что нужно, наверное, ввести в репертуар что-то посовременнее, что-то «молодежное», так сказать. И тогда я разучил с ними несколько песен Цоя – «Перемен! Требуют наши сердца!..», «Технологии» — «Нажми на кнопку и получишь результат…», той же «Машины времени» более современные песни и даже «Сектора газа». Мы приходили с концертами в близлежащие школы и объявляли потом, что принимаем всех желающих. Ну, и потянулись ко мне ребята.

Потом нашу станцию расформировали, но открылся Клуб Юных Речников и Туристов, чуть позже названный «Наша гавань», это на пристани, возле речвокзала. Очень романтичное место. Мы перешли туда, и я стал называться «педагогом дополнительного образования», «педобразом», как в шутку сокращают. И туда стали ко мне приходить подростки, которые, как выяснилось, еще и сочиняют что-то. Появились первые авторы. С ними мне стало интереснее, я стал помогать им как-то реализовываться, стал вывозить на детско-юношеские бардовские фестивали.

И в себе я тогда начал открывать некие новые педагогические грани. Я не только учил их, но и, наоборот, у них учился – смелости, творческому горению, получал какую-то энергетическую подпитку.

И однажды Олег Смоляков сказал мне: «Слушай, Юра, у тебя сейчас так много граней деятельности – ты их и играть, и петь учишь, и на сцене держаться, и сочиняют они у тебя, и в ансамблях выступают. Это уже не кружок, это студия. Придумай название». Название придумала моя вторая жена – Лера. В девичестве Батурина, двоюродная сестра Макса Батурина, замечательного поэта, и Андрея Батурина, музыканта.

Я мало что помню о ней: два месяца совместной жизни из моих пятидесяти семи лет, это совсем немного. Она работала учительницей русского и литературы, и девушкой была крайне экстравагантной. А два экстравагантных человека в семье – это уже перебор.

Потом я почти сразу женился на ее подруге, Лене. Но это отдельная история и не сюда. Тем более, что на развод я подал на следующий день после того, как нас расписали. Что я могу сказать в свое оправдание? Я был увлекающимся и легкомысленным человеком. Но, возможно, как раз эти качества и помогали мне понимать моих учеников-подростков.

Так что вернемся лучше к названию студии. Лера предложила название «Акцент». В смысле, ударение, акцент на что-то, а не неправильность произношения. И вот это мое детище успешно просуществовало целых три десятка лет. Можно сказать, эта студия стала моей жизнью. И вот тут, пожалуй, пора от моей скромной персоны перейти к истории студии.

Хроники «Акцента»

(Детище Юрия Миргородского оказалось не только удивительно жизнестойким, но и таким же многоликим, как и он сам).

1. Кружок и студия

Притормозим и вернемся чуть-чуть назад. Повторенье – мать ученья. 1991-й год – образование кружка при туристическо-экспедиционном отряде «Искатель». 1992-й – переезд на набережную Томи, под крышу Клуба Юных Речников и Туристов. Тогда же кружок назвался «студией». Юрий вспоминает: «Когда Лера выдала это название – «Акцент», я подумал: «Вау! Круто звучит».

Надо понимать, что смена вывески лишь обозначила то, что уже имело место. Конечно, это был уже не кружок, а нечто большее. В конце концов, по-настоящему ИГРАТЬ учили в музыкальном колледже им. Эдиссона, где гитару преподавал признанный мастер, один из лучших гитаристов мира Алексей Зимаков (тогда с ним еще не случилась трагедия, и он был жив)… Качественно учил играть классику Владимир Писаренко в Доме Ученых, ну, и были другие места. А Миргородский в «Акценте» обучал лишь азам «походно-кострового» аккомпанемента на трех-пяти аккордах. Но многим большего и не надо было. А кто-то приходил даже не за этим, а прежде всего за общением.

Ведь это были те самые девяностые, когда не только у подростков, но и у взрослых голова шла кругом, когда все рухнуло, и на обломках Союза царил страшный раздрай во всем. И никто не знал, что, собственно, делать.

Худсоветы были упразднены, всяческий контроль над тем, что преподносят «деятели культуры» нашим детям с экранов ТВ, радио и через записи пропал, и на свет тогда повылазило много самого разнообразного дерьма. Тут и эпатажная группа «Мальчишник», и Богдан Титомир – «Секс-машина, будь мужчиной…», и подзаборная блатата, названная шансоном, и примитивный «Ласковый май», и его клон – группа «Чернила для пятого класса» с текстами вроде: «… Я тебе объявляю войну, только месть что-то вряд ли исправит, / Ты такая же б…дь, как весной в полнолунье Луна…»

Срабатывало «сарафанное радио», и подростки потянулись в «Акцент». За общением, за чистотой и искренностью. Далеко не всем нравилось то, что подсовывали им те взрослые, которые видели в них только средство наживы.

Почувствовав это, Миргородский прекратил заигрывание с детьми через песни «Кино» или «Агаты Кристи», а сконцентрировал внимание на бардовской классике

времен Советского Союза, духовно богатой, доброй и романтичной. И не ошибся: ребята не отвергали ее. Тем более что пелись эти песни в комнатушке «Акцента» за чашкой душистого чая, при свечах, перемежаясь доверительными беседами.

«Акцент» давал подросткам именно то, чего им тогда не хватало.

Где-то до 95-97-го года студия варилась в своем соку. Концерты устраивались, но, так сказать, внутренние, для самих себя – в холле клуба. Приглашались все желающие, естественно, бесплатно, но зрителями были, как правило, сами студийцы, родители и несколько приятелей.

Еще выезжали на бардовский фестиваль в поселок Кольцово Новосибирской области (ныне – Наукоград). Это был первый детско-юношеский фестиваль авторской песни. Этим, пожалуй, и заканчивалось общение студии с внешним миром.

Первой ласточкой, изменения этой ситуации стало явление в «Акцент» взрослой уже девушки по имени Нина.

— Зима. Сижу я в нашей комнате на диване, который, кстати, сам туда притащил, попиваю чаёк. Вдруг раздается робкий стук в дверь. Я кричу: «Да?!» В комнату заглядывает удивительно красивая девушка лет двадцати, окидывает меня томными очами и спрашивает: «Вы – Юрий Алексеевич?» «Да, это я», — отвечаю. «Мне вас рекомендовали, — заявляет она. – Но если вы даже меня не возьмете, я все равно отсюда не уйду».

С этими словами девушка вошла и уселась на диван рядом со мной. Я был заинтригован. «А как звать-то тебя?», — спрашиваю. «Нина» «Нина… Ну что ж, Нина. Раздевайся».

Вы бы видели какие большие глаза у нее стали. А я-то имел в виду лишь то, что ей шубу надо снять, раз уж на диван уселась… Посмеялись.

Нине Лященко был двадцать один год, потому она и опасалась, что ее не примут. Более того, она была студенткой сразу двух учебных заведений – Музыкального колледжа и пединститута. Играла на гитаре и обладала сильным красивым голосом.

«Нина, что тебе от меня нужно? – спросил ее Юрий, прослушав. — Петь ты умеешь, играть умеешь…» «Я хочу развиваться, и мне нужна аудитория, — объяснила она. – В одиночку все это трудно».

Миргородский ее принял, и уже через две недели они вместе выступили на конкурсе, посвященном Дню Советской Армии во Дворце Творчества Детей и Молодежи. И стали лауреатами третей степени.

Вскоре к ним присоединилась Людмила Малькова, скрипачка из симфонического оркестра. Тоже, конечно, уже не ребенок. Так появилось «Трио Акцент» успешно выступающее на самых разных площадках города.

Что изменилось? То, что в студию стали приходить люди постарше. Часто – пишущие песни, уже с каким-то творческим багажом.

2. Студия авторской песни и акустического рока

Нет, первоначальная функция не ушла, и в «Акцент» продолжали приходить ребята, чтобы разучить свои три аккорда. Но стало много и тех, кто находил тут место, где можно потусоваться с себе подобными, поговорить о том, что любишь. Ведь не так-то легко найти единомышленников, не стыдясь, показать свои собственные песни... Рок-клуба-то Томске не было.

В 97-м в «Акцент» пришел Сергей Мельников. Парню было четырнадцать. Сыграл очень интересную песню, сказал, что ее автор – Борис Гребенщиков. Потом выяснилось, что он сочинил ее сам. (Сейчас Сергей – известный в городе музыкант, у него своя школа «Меломания», в районе «Авангарда»). В «Акценте» он попал на благодатную почву, где его слушали и восхищались. И песни из него просто посыпались.

В «Акценте» он попал на благодатную почву, где его слушали и восхищались.

Вскоре Сергей привел с собой Максима Пака (ныне руководителя студии звукозаписи «М-Арт»). Это был волосатый семнадцатилетний парень, отлично владеющий гитарой. Они стали играть дуэтом, а позже Максим стал подыгрывать буквально всем, облагораживая звучание студийцев, в том числе и тех, кто играл чисто бардовские песни, которые Миргородский продолжал усиленно внедрять в молодые неокрепшие умы.

Это был волосатый семнадцатилетний парень, отлично владеющий гитарой.

Вскоре Сергей и Максим привели Сашу Мурзина. (Тоже ныне известный в томских музыкальных кругах человек, играл на басу в группе «Other Noises»). Образовалось трио, названное «Астрал», и опять-таки на конкурсе во Дворце творчества это трио заняло первое место с песней-памфлетом Сергея Мельникова «Страна дураков». Парадокс, и это характеризует то время, что композиция была антиправительственная, а конкурс был «патриотической песни».

Начинал в «Акценте» и Андрей Суханов – интересный автор, рок-н-рольщик, одно время возглавлявший свою школу рока «Дредноут».

Начинал в «Акценте» и Андрей Суханов – интересный автор, рок-н-рольщик.

Количество сильных музыкантов и авторов росло, перерастая в новое качество. И «Акцент» уже вполне мог бы называться по-другому.

— Был 99-й год, — рассказывает Миргородский, — конец века, миллениум. Все ждали Конца Света, эсхатологические настроения цвели вовсю, а ко мне пришла студентка первого курса ТГУ Рита Некратова, показала мне, что она пишет, и ее песня «Ведьма» меня просто потрясла. И я подумал, что вариться в своем соку уже преступление. Пора идти в народ.

Вспоминает Рита Некратова:

«Я сейчас анализирую, в чем была прелесть «Акцента» для меня лично, и я думаю, для всех. В том, что в этом сообществе, в этой среде все – и взрослые, и подростки – воспринимались, как равные. То есть, это была очень демократичная среда. И многие это ощущение, что ты равно уважаем и равно заслуживаешь внимания, что ты интересен, каким бы ты ни был, испытали впервые именно благодаря «Акценту». Я, по крайней мере, точно.

Я думаю, что здесь как раз и проявился самый важный талант Юрия Алексеевича – умение создать вот такую среду. И многие благодаря «Акценту» расстались со своими детскими комплексами. Поверили в себя. И вообще-то «Акцент» очень многим ярко проявляющим себя в творчестве людям, дал хороший бодрый старт. Ну, и всяких интересных случаев – на всю жизнь вспоминать хватит.

Помню, например, был первый концерт «Акцента» в «Аэлите», я как раз тогда была в числе тех, кто впервые выходил на сцену, и вообще этот формат концертов «Акцента» только-только зарождался. За кулисами было не протолкнуться, и зал был битком.

Я ужасно волновалась. Мне дозволено было исполнить целых две песни, и у меня просто коленки от страха подкашивались. А кто-то из бардов постарше принес с собой коньяк, и мне, видя как я дрожу, сказали, что это как раз то, что поможет мне избавиться от волнения, и спою я тогда просто замечательно.

И вот я перед самым выходом на сцену тяпнула этого коньячку. Но горло мое было не приучено к таким нагрузкам. И этот глоток сыграл со мной дурную шутку: на первой песне обожженные связки перестали смыкаться, и у меня просто полностью пропал голос. На несколько секунд всего, но уже во время песни. Случилась неожиданная пауза. Потом голос появился, и эпизод этот не отравил моего успеха. Я преодолела свой страх перед сценой, перед публикой. И продолжала потом его преодолевать. И к настоящему моменту преодолела вообще».

(Ныне Рита Некратова известна как лидер сразу двух музыкальных проектов – группы «Крит», играющей рок, и фолк-команды «Иволгины сны»)

Ныне Рита Некратова известна как лидер сразу двух музыкальных проектов – группы «Крит», играющей рок, и фолк-команды «Иволгины сны».

А на втором концерте «Акцента» в «Аэлите» побывал и ваш покорный слуга в качестве корреспондента газеты «Антенна». Вот мой материал, опубликованный в этом издании в феврале 2000-го года, названный мной «Акцент. Что-то новенькое на томской сцене».

«Не люблю самодеятельность. В плохом смысле этого слова. А в хорошем – наоборот, люблю. Потому что в плохом – это когда занимаются тем, чего не умеют. А в хорошем – когда умеют не хуже профессионалов, но не хотят хобби превращать в работу, рутину. Например, творчество Joe Соссеr – именно тот случай, и во всех документах в графе «специальность» он честно пишет: «плотник»

Думаю, одного этого примера достаточно ввиду его солидности. О чем это я, кстати? О концерте музыкальной студии «Акцент», который состоялся в минувшую пятницу в зрелищном центре «Аэлита».

Афиша ничего достойного не сулила: авторская песня и акустический рок в исполнении десятка никому не известных личностей... И все-таки я пошел. И был приятно удивлен тем, что на этом концерте увидел и услышал. Оказывается, личности эти никому не известны просто потому, что очень уж молоды. Кому пятнадцать, кому семнадцать, кому и побольше, но не намного. И все талантливы. Кто-то в большей степени, кто-то в меньшей, но все.

Художник должен оставаться ребенком, только тогда он талантлив. Что же удивительного в том, что художник, если он ребенок в буквальном смысле, талантлив неминуемо. Недаром зал, к моему удивлению, был полон, и зрители примерно того же возраста, что и исполнители, после многих номеров устраивали бурные овации. Приятная атмосфера, когда почти еще дети дают представление своим сверстникам. И не из-под палки каких-нибудь преподавателей, а потому, что хочется, очень хочется показать то, что ты умеешь, хочется поделиться тем, что у тебя есть, что ты уже понял...

Да простят меня за пафос, но любовь – то единственное, чего у тебя становится больше оттого, что ты делишься этим с другими. Надеюсь, остальные участники концерта не обидятся, если я выделю тех, кто больше всего понравился лично мне. Некто Алексей Маньковский, исполнявший песни Майка Науменко и несколько своих. Просто круто. Закрываешь глаза и слышишь Майка. Только совсем юного, ведь Алексею восемнадцать.

Закрываешь глаза и слышишь Майка. Только совсем юного, ведь Алексею восемнадцать.

Соня Кармазина. Этой вообще ПЯТНАДЦАТЬ лет!.. И удивительно даже не то, что она хорошо владеет гитарой, этому и нерпу научить можно, а то, как прочувствованно она подает психологически сложные песни... Как будто за плечами и разочарования, и расставания... (Замечание автора, спустя 20 лет. Сейчас Соня занимается книжным дизайном и иллюстрациями в детском издательстве, в Австралии. Не про нерпу надо было мне тогда шутить, а про утконоса.)))

Соня Кармазина. Этой вообще ПЯТНАДЦАТЬ лет!..

Ну, и «мистическая» Рита Некратова с собственными мрачноватыми песнями и манерой пения, в которой есть что-то от «Cranberries». В черном монашеском балахончике с капюшоном. С трагизма она то и дело срывалась на радостные признания в любви залу; этакое веселое приведение.

Руководителя «Акцента» Юрия Миргородского я нашел в детско-юношеском центре «Наша гавань» и поговорил с ним.

— Юра, что такое «Акцент» в большей мере – «кружок по интересам» или творческая лаборатория?

— И то, и другое. Все зависит от самого человека. Одни приходят сюда чему-то научиться в музыке, другие – «потусоваться», третьи и то, и то. Я беру всех без исключения, даже если нет ни слуха, ни голоса. Я не великий музыкант, и все, что я могу, — дотянуть до собственного уровня, которого достаточно для того, чтобы не ударить в грязь лицом в компании, спеть под собственный гитарный аккомпанемент несколько песен. А уж если кто-то хочет двинуть в профессионалы, он, получив от меня эти азы, потом может пойти к кому-то другому.

Сейчас, например, очень перспективный, а главное, настойчивый парень Дима Туров параллельно занимается у известного в Томске гитариста Романа Ланкина. Но, как ни странно, хоть мы и называемся «музыкальная студия», возможно, даже не музыка главное. Ребята знакомятся тут, общаются, мы устраиваем различные посиделки с чаепитием, диспуты, психотренинги и тому подобное.

Многим интересно именно это, концерты тоже интересно — в школах, на различных фестивалях, на «Бабье лето» я их вожу... Например, Рита Некратова стала лауреатом конкурса «Мы и гитара», который проходил в Доме творчества юных, а Соня Кармазина – дипломантом фестиваля авторской песни, который устраивал клуб «Пьеро». Очень самостоятельная девочка, она сама находит песни, которые хочет исполнять, или даже пишет их...

— Но ты, как я понял, все-таки в большей степени педагог, нежели преподаватель музыки?

— Да. Официально моя должность звучит как «педагог дополнительного образования». Я даже, скорее, не учу, а помогаю подростку раскрыть свой творческий потенциал, самореализоваться.

— Студия существует почти десять лет, срок немалый. Сколько ребят прошло через «Акцент» за это время, стал ли кто-то из них профессиональным музыкантом?

— Прошло около трехсот ребят. Профессиональным музыкантом не стал, вроде бы, никто. У меня и нет такой цели. Главное, им было хорошо здесь, они нашли друзей, научились общению. Потом они поступают в вузы, заводят семьи, интересы у них меняются, но, насколько я знаю, с гитарой продолжают дружить все.

— Ты поддерживаешь отношения со своими бывшими учениками?

— Иногда заходят, беседуем... Но, должен признаться, у меня как-то автоматически пропадает интерес к ребятам, когда они покидают «Акцент». Студия – это организм. Меняются люди, а студия остается. Пока парень или девушка занимается у меня в студии, я воспринимаю этого человека как «своего», как личность... А уходит – становится «чужим».

— Ты прямо как армейский командир. Пока солдат твой, ты ему отец родной, а уходит на дембель – ты его и знать не знаешь... А какой в твоей студии возрастной ценз?

— В основном с четырнадцати до двадцати лет. Иногда приходят и помладше – лет двенадцати, но опыт показывает, что совсем маленькие студийцы долго не задерживаются. Что касается тех, кто старше двадцати... У меня есть «взрослый» квартет – я, пятикурсница-филолог Екатерина Иванова, выпускница музыкального училища Нина Лященко и скрипачка из симфонического оркестра Людмила Малькова. Этим составом мы «укрепляем» концерты «Акцента».

У меня есть «взрослый» квартет – я, пятикурсница-филолог Екатерина Иванова, выпускница музыкального училища Нина Лященко и скрипачка из симфонического оркестра Людмила Малькова.

— Подобные прошедшему концерты – частое явление?

— «Аэлиту» мы начали осваивать недавно, раньше давали концерты прямо тут – в «Нашей гавани» и в школах. Но вот, решили расширяться, ведь каждый год в «Акценте» появляются свои «звезды», которых их же ровесники готовы носить на руках.

— Концерты всегда проходят с таким аншлагом и с таким восторженным приемом зрителей?

— Почти всегда. Работает «живая реклама», ведь у всех студийцев есть одноклассники, друзья, а те тащат с собой своих знакомых... Впрочем, всякое бывает. Несколько лет назад, помню, нас пригласили выступить в «Школе социальной адаптации»... Оказалось, там собирают «трудных подростков». Очень непростой контингент. И в антракте нашего концерта одному моему парнишке выбил зуб какой-то его знакомый из этих «трудных». Надо отдать должное моему артисту: вышел на сцену, выплюнул зуб, утер кровь и запел... В результате стал героем дня. Что касается последнего концерта, то, возможно, на рекламу сработало наше недавнее участие в передаче областного радио – сорок минут в живом эфире.

«Сарафанное радио», настоящее радио, а вот и целая полоса в газете. Уверен, на следующем концерте «Акцента» будет и вовсе негде яблоку упасть. И хорошо. Потому что это интересно. Кто знает, может б сейчас варится нечто такое, от чего завтра будет фанатеть вся страна?.. Доселе никто из студийцев не стал профессионалом, но это еще не говорит о том, что так будет вечно.

А даже если и так? Позволю повторить слова Юры Миргородского, которые считаю абсолютно верными: «...У меня и нет такой цели. Главное, им было хорошо здесь, они нашли друзей, научились общению…»

А еще вот такое соображение. Артюр Рембо писал с семнадцати до девятнадцати лет и стал классиком мировой поэзии. Факт уникальный. Уникальность его состоит прежде всего в том, что безжалостное время сохранило для нас его короткий прорыв в гениальность. А кто знает, сколько юных гениев остались в безвестности? Мы узнаем только те имена, которые кем-то замечены и «раскручены».

Давайте же присмотримся к «нераскрученным». Джон Леннон утверждал, что лучшее в творчестве «Битлз» закончилось тогда, когда Эпштейн взял их под свою опеку и «вывел в люди». Думаю, Леннон погорячился. Однако как же я завидую тем, кто слышал тех, никому еще не известных «Битлз»-подростков...

Может быть, с таким сравнением я тоже погорячился. Но на следующий концерт «Акцента» лично я пойду обязательно».

Перечитывая этот материал двадцатилетней давности, я понял, откуда взялся этот последний пассаж. Ведь примерно в это время я с Константином Фадеевым написал книгу «Осколки неба, или Подлинная история Битлз». И это открытие подтолкнуло меня на одну безответственную выходку.

Довольно часто, работая над публицистическим текстом, хочется украсить его фрагментом близкого по духу художественного произведения. Сделать, например, эпиграф или небольшую врезку. Хотя хочется большую. Но из своей-то собственной книги я могу взять и БОЛЬШОЙ кусок. И вот он, перед вами – эпизод из «Осколков», по настроению, на мой взгляд, очень близкий к описываемому периоду «Акцента»:

«…Открыватель молодых дарований Кэролл Льюис как угорелый носился по зданию театра «Эмпайр».

— Уберите со сцены цветы, их будут дарить ПОСЛЕ шоу! А это что за манекен? Это человек? Уберите немедленно! Куда хотите! Поставьте за кулисы!.. Сделайте что-нибудь со звуком! Уже сделали? Что сделали? Выключили? Включите немедленно!

Толпы юных талантов мигрировали по театру подобно цыганским таборам. Они искали Льюиса, они искали ключи от гримерок, потом искали гримерки, а потом, побросав инструменты, искали буфет и туалет.

Льюис не знал, да и не мог знать, всех участников шоу в лицо. Чтобы как-то разобраться, он пытался разогнать их по своим местам:

— Вы случайно не «Вултонские бродяги»?! Нет?! А кто? «Портовые крысы»? Ваша раздевалка в подвале, быстро туда!.. А это кто — «Пещерные медведи»? Нет? Вы — «Вултонские бродяги»?! Ага! Это вы! Наконец-то! Что-то я хотел у вас спросить! Что я хотел у вас спросить?! Не знаете? Я что, по-вашему, один все должен знать?!

Его голос раздавался одновременно во всех уголках театра. Между прочим, там находились не только участники конкурса.

— А вы кто — «Сексуальные уроды»?

— Мы – полицейские.

— А-а, вот вы где! Немедленно на сцену, вы открываете концерт!

— Мы – полицейские!!!

— Я прекрасно вас понял! Где ваши инструменты?!

Капрал повертел перед носом Льюиса резиновой дубинкой, и у того слегка просветлело в мозгах.

— А-а, так вы полицейские! Что ж вы сразу не сказали?! Вы, кстати, не знаете, где «Убийцы»?.. Не знаете?! Вот так полицейские... Бардак!..»

3. Продюсерский центр

Однако, шутки – шутками, а «Акцент» становился в городе все более заметным явлением. И уже в декабре 2001 года на юбилее студии, отмечаемом в «Аэлите», среди гостей-поздравителей был целый мэр города – Александр Сергеевич Макаров. И подарил Миргородскому гитару.

А талантов в студии становилось все больше, и сочетались они все более причудливо.

Так, упомянутый уже Леша Маньковский внутри «Акцента» создал группу «Флагман», три человека, все три – авторы и исполнитель песен: он сам, Рита Некратова (на бас-гитаре!) и Лена Бугрова. Концертов эта супергруппа, просуществовавшая не больше месяца, дала не много, но каждый был настоящим взрывом мозга. (Позже Маньковский собрал заметную в городе группу «Танцующие в темноте», а еще он известный байкер.)

Тогда же со своими песнями пришел в студию Павел Карагодин. (Потом у него была группа «Тени света»). Привел и свою младшую сестренку – Наташу, по прозвищу Энька.

Тогда же со своими песнями пришел в студию Павел Карагодин.

— Ей было всего двенадцать лет, но она за год такого нахваталась, что мы только диву давались, — рассказывает Миргородский. — Сейчас у нее фамилия Соловьева, у нее двое детей, и в городе она известна и как певица, и автор. Она владеет гитарой, флейтой и саксофоном. Очень многогранная девушка. У нее группа «Лос-Чикос» с репертуаром на испанском, очень драйвовые вещи играют. Еще она пела в группе «Таниша Ветель».

Она немного отошла от сцены, оно и понятно – подряд два «декретных отпуска». Но как раз сейчас, похоже возвращается. Недавно мы с ней вместе провели один «музыкальный пикник» — я с гитарой, она с флейтой, это было очень здорово. Я думаю, впереди у нее еще очень много ярких музыкальных событий.

Она немного отошла от сцены, оно и понятно – подряд два «декретных отпуска». Но как раз сейчас, похоже возвращается.

В двухтысячных у меня занималась Ирина Рубан, позднее создавшая заметную в городе фолк-группу «Живой Зодиак»…

В двухтысячных у меня занималась Ирина Рубан, позднее создавшая заметную в городе фолк-группу «Живой Зодиак»…

Вспоминая всех этих талантливых ребят, я рад, что я ко всему этому причастен, рад, что дал им какой-то толчок. Конечно, «Акцент» не был «продюсерским центром» в полном смысле этого слова. Я не искал финансирование под раскрутку какой-то звезды или проекта. Но старт «Акцент» давал хороший.

В 2003-м году на концерт студии пришел лидер группы «Нарисованный берег» Даниил Афанасьев и известный в городе барабанщик и «рубаха-парень» Боря Еремеев. Сидели и с интересом смотрели на происходящее. Потом Боря, никого не спрашивая, вылез на сцену, расставил установку-тройку, которую, оказывается, приволок с собой, и стал аккомпанировать. А ведь с барабанами – это новый уровень, новая энергетика. И с «Акцентом» он играет до сих пор.

— Но есть одно правило, — рассказывает Юрий. — Нельзя назначать концерты с участием Бори на 28 мая, так как это День Пограничника, а Боря – бывший пограничник. Однажды, еще не зная этого, мы поставили на эту дату концерт в «Ку-Ку-Шке». Начался концерт, а Бори нет. Вот уже середина концерта, поёт Паша Карагодин... И вдруг заходит Боря с барабнами наперевес. И невооруженным глазом видно, что он уже находится в пограничном состоянии.

Он расчехляет на ходу барабаны и при этом почему-то громко похрюкивает. Все внимание зала, естественно на него. И тут он нам такое шоу устроил. Это был бенефис барабанщика. Он и играл, и танцевал при этом, и подпрыгивал и бил по тарелке в полете, и что-то выкрикивал, и выбегал в зал, давая зрителям бить в литавры… Короче, это был фейерверк. Это был один из самых безумных и самых запоминающихся наших концертов.

… В этот период жизнь «Акцента» не ограничивалась студией и концертами. Тусовка шла непрерывно. Летом – продолжались традиции загородных «туристических» выездов. Зимой – круглосуточные квартирники для себя.

Устраивали ролевые игры. Например, «Светский раут», перед которым специалист-хореограф дал студийцам несколько уроков бального танца. Или «Психбольница» (Юра вспомнил юность) – игра, перед которой участники вытягивали бумажки жребия – кому быть санитаром, кому параноиком, кому маньяком, кому врачом…

Несколько ночей самый дружный костяк «Акцента» провел на Станции Юных Натуралистов. Только представьте: за окном зима, а там зеленеют деревья, поют птички и журчат ручейки, из которых время от времени высовывают морды плотоядные черепахи…

Ну, а доверительные разговоры при свечах, где подростки делились друг с другом своими тайнами, страхами и мечтами – продолжали быть обязательным атрибутом работы студии…

Конечно же, симпатии воспитанников «Акцента» порой перерастали в нечто большее. Бывало, что и разбивались сердца. Но это приводило не к употреблению тяжелых наркотиков и не к суицидальным попыткам, а к появлению новых песен.

«Акцент» развивался во всех направлениях».

Константин Орищенко, интересный сочинитель и исполнитель (ныне автор книги о природе, особенностях и способностях человеческого голоса и ведущий «голосовых тренингов») силами «Акцента» (и не только) поставил музыкальный спектакль «Над пропастью во ржи», который высоко оценили зрители. Два раза его показывали в «Аэлите», а сборы отправили на лечение детей, больных раком крови.

Константин Орищенко, интересный сочинитель и исполнитель (ныне автор книги о природе, особенностях и способностях человеческого голоса и ведущий «голосовых тренингов»)

Еще один студиец, Юрий Голобоков, физик-ядерщик и басист, наладил и поставил на поток выпуск компакт-дисков «Акцента»…

Еще один студиец, Юрий Голобоков, физик-ядерщик и басист, наладил и поставил на поток выпуск компакт-дисков «Акцента»…

В 2011-м году, на очередной юбилей студии, вышла книга авторов «Акцента» — «Прошлое. Настоящее. Будущее».

Жизнь кипела! Сцены и концертов студийцам явно не хватало. Творчество было повсюду. Перформанс «Ремонт в квартире Миргородского» — яркий тому пример.

Дело было так. Человек из бардовской тусовки – Александр Владимирович Пыжьянов, некогда руководитель театра песни «Секунда» для очередной постановки позвал к себе четырех акцентовцев – Миргородского, Светлану Пантелееву, Константина Орищенко и Ирину Горбачеву. Поставили программу песен «Китеж-град» с отсылкой к ХI веку, повезли ее в Москву, точнее в Пущино, на «фестиваль пограничных жанров».

А у Миргородского в это время в его однокомнатной квартире шел ремонт и четверо старших студийцев помогали ему. (Точнее так: днем ремонт, ночью – песни.) И вот, когда пришло время ему уезжать, помощники взяли у него ключ и пообещали ремонт закончить. Но мысль о пограничных жанрах, видимо, не давала покоя и им.

Юрий прилетел из Москвы. Семь утра. Дверь квартиры… опечатана. Он удивился. Сорвал скотч. В квартире – полный бардак, никаких следов ремонта, зато на полу – жирно нарисованные мелом контуры человеческого тела. Тут явно произошло убийство...

Открывает шкаф, а там подаренная мэром гитара с огромной трещиной на барабане. Зашел на кухню, с люстры свисают два предмета: сушеная вобла и презерватив. Юрий в шоке. Пошел в туалет… А оттуда они на него и выпрыгнули – все четверо. (К чести студийцев заметим, что гитара сломана не была; трещина была имитацией, наклейкой).

Прямо в тот момент когда я дописывал предыдущие строки, из Сиднея пришло письмо от Сони Кармазиной, которое, на мой взгляд, может стать отличным финалом рассказа об «Акценте» того периода:

«Не знаю, есть ли на свете слова, которыми можно описать то, чем стала для меня студия «Акцент». Описать то бесконечное тепло и благодарность, которые разливаются в сердце, когда я вспоминаю время, проведенное в студии. Атмосфера и условия, которые создавал для нас Юрий Алексеевич, помогали нам почувствовать, что нас понимают, в нас и нам верят, к нам относятся серьезно, а ведь в подростковом возрасте это кажется невозможным 😉 Да если бы мы могли, мы бы там жили! 🙂 Мне Акцент помог раскрыться и твердо встать на путь познания самой себя через творчество, через музыку, через дружбу.

Нас принимали любыми. Помню, это я уже какое-то время была в «Акценте», к нам пришел один мальчик, такой закрытый, такой одинокий, такой колючий; все молчал, на общих сборищах сидел в стороне, на вопросы отвечал только «да» и «нет». А потом, в течение буквально какого-то полугода, он «расцвел» и стал душой компании! Стал писать и петь свои песни. Я помню, эта трансформация меня тогда поразила до глубины души. Просто не верилось, что дружба и музыка могут преобразить человека так сильно. До этого я не знала, что так бывает. И я даже представить себе боюсь, каким человеком он мог бы вырасти, если бы не попал в студию.

Мне было очень интересно порефлектировать, повспоминать «Акцент». Так много всего… Спасибо за эту возможность. В это холодное зимнее австралийское утро мне стало как-то теплее от этих воспоминаний».

(Имени мальчика, о котором пишет Соня, мы с ней решили не называть, но для интриги скажу, что в материале он уже упоминался.)

… Однако всему когда-нибудь приходит конец. Слишком бурная жизнь «Акцента» напрягала администрацию «Нашей гавани», к тому же Юрию постоянно ставилось в вину отсутствие специального педагогического образования, да и образования вообще. И в 2007-м году он, уйдя из «педобразов», перешел в только что открывшийся тогда Дом культуры «Перекресток», находящийся в ведомстве другого департамента. Там сказали, что его опыт и результаты многолетней деятельности важнее диплома.

Послушать АЛЬБОМЫ ПРОШЛЫХ ЛЕТ

4. Концертная бригада

В «Перекрестке» условия были замечательные – своя сцена, аппаратура, свой фестиваль «под боком». Однако изменение статуса и «крыши» привело и к изменению стиля работы. Теперь «Акцент» перестал учить и воспитывать, теперь он только репетировал и выступал.

В «Перекрестке» Юрий проводил регулярные творческие гостиные «Неслучайные встречи». Что-то вроде «Чеховских пятниц», но в зале и платно, а потому с серьезным отбором исполнителей.

А «Акцент» превратился в «концертную бригаду» с двумя составами – старшим и подростковым. В том и в другом – стабильный аккомпанирующий состав и несколько солистов, иногда выступающих вместе, в многоголосии.

Время от времени в качестве сессионных музыкантов к «Акценту» присоединяются профессионалы – Роман Ланкин, Дмитрий Хенкин, Георгий Фефелов.

В аккомпанирующую группу старшего состава входят гитаристы – Андрей Гудымович (он учился у Олега Качанко), Сергей Санин (руководитель группы «Таниша Ветель») и Антон Петрушкин, басист Юрий Голобоков, скрипачка Людмила Степанова (Доманевская), тоже из симфонического оркестра. На барабанах – бессменный Борис Еремеев.

Поют в старшем составе Ирина Полиняева (человек с уникальным голосом, она же раскладывает и все партии), Алина Алексеева, Евгения Карпова, Юлия Захарова, Всеволод Федотов, Нина Шабанова, Юлия Штучко, Татьяна Митерёва, Елизавета Сорокина, Наталия Крыцына, а также Оксана Тюленина – певица с академическим вокалом, она поет в Капелле ТГУ.

И все же, в приоритете и сейчас не только концерты, но и состояние, настроение самих участников. Вот что написала мне об этом одна из солисток, фотограф и дизайнер, Нина Шабанова:

«Акцент» постоянно меняется, развивается, периодически пополняется новыми творческими единицами, порой поражающими своими способностями и подачей материала. Талантливые ребята, приходящие в коллектив, дружелюбно принимаются, достаточно успешно развиваются, получают взаимный положительный опыт и мощную энергетическую подпитку на совместных репетициях! Лично я после репетиции, вылетаю окрылённая совместным пением, и дела, запланированные на этот день, делаются быстро, точно и с космической скоростью...»

И без приключений тут не обходится. Вот, например, несколько слов от Дианы Бокучавы, ныне москвички, дошкольного педагога:

«“Акцент”- это практически вся моя жизнь с 18-ти до 24-х лет, все мои студенческие годы связаны с ним. (Она посещала студию с 2013 по 2019).

Мне было шестнадцать лет, я жила в Красноярском крае и ездила на фестиваль в Искитим вместе со своим клубом авторской песни. Там же оказался Юрий Алексеевич со своим детско-юношеским ансамблем. И когда у нас был вечер знакомств и «свободный микрофон», он умудрился, танцуя с организатором фестиваля Анжеликой Почиваловой, одновременно держать в руках гитару и петь сочиняемую на ходу песенку на мотив «Александры» из фильма «Москва слезам не верит»:

Анжелика, Анжелика,

В Искитим нас пригласи-ка,

В интернате посели-ка...

И т.п.

И тогда я решила, что если поеду учиться в Томск, то обязательно найду этого Миргородского и буду ходить к нему. Так и вышло.

… Помню эпизод, как мы с «Акцентом» выступали в Северске, а после этого вернулись в Томск и всей своей большой компанией отправились петь на набережную. Для меня тогда было так необыкновенно, что взрослые люди могут быть настолько свободными и делать, что придёт в голову. Ну а закончилось всё веселье в гостях у Юрия Алексеевича (причём, мы прихватили с набережной парочку местных персонажей )».

В подростковой группе «Акцента» сегодня участвуют: Ирина Буренкова (ведущая солистка) из Северска, София Лещинер из школы «Эврика Развития» и Ангелина Чикова.

Надо сказать, что место веселью и здоровому хулиганству находилось и в «Перекрестке».

Вот что рассказал Миргородский об одной такой ситуации:

«Перед одной музыкальной гостиной подошли ко мне ребята говорят:

— Юрий Алексеевич, у вас же была давняя мечта гитару расколотить на сцене?

— Да.

— Мы вам гитару приготовили. Она никакая, только выкинуть… Вот, когда мы будем исполнять рок-н-ролл Майка Науменко, вы ее и можете расколотить. Мы там, на сцене, вам кирпич положим.

И что-то я повелся. Идет музыкальная гостиная, ребята играют, песня веселая, дети и мамы танцуют, меня на сцене нет. Но в какой-то момент я вдруг вышел с гитарой и расхреначил ее в щепки.

Получилось как-то не так, как я себе это представлял. Как-то народ не проникся. Мамы были озадачены».

Недавно по ряду причин Миргородский ушел и из «Перекрестка». Но «Акцент» живет, выступая теперь уже не от какой-то организации, а сам по себе, как самостоятельный коллектив.

Юрий не прекратил учить игре на гитаре, но уже не под крышей «Акцента», а в качестве частного репетитора.

И вот тут уместно перейти к более подробному рассказу о сегодняшнем дне.

Миргород

Эта часть нашего повествования об «Акценте» сегодня, а значит и о сегодняшнем дне Юрия. О сегодняшнем дне писать всегда проще: всё на виду, всё в памяти, и ты как акын, «что видишь, то поешь», накручивая объем. Однако не понижать градус – в разы труднее. Ведь время еще не показало, что является действительно важным, а что – сиюминутным. И повествование может превратиться в простое перечисление, без интриги, без осмысления, без выводов. А кому нужно такая серая каша?

Так на чем мы остановились? На том, что Миргородский ушел из «Перекрестка», и «Акцент» уже два года является самостоятельной концертной бригадой не привязанной к какой-то конкретной организации. При всех плюсах такого положения, выявились и минусы. Например: общение внутри коллектива стало скорее профессиональным, чем дружеским. Эта тенденция наметилась даже раньше, и, наверное, поэтому, уже четыре года назад Миргородский забеспокоился и затеял нечто новое.

КПСС

Сам он об этом рассказывает так:

— На меня вышел художник Дмитрий Танцов. От бабушки ему достался огромный дом с мансардой. И вот эту-то мансарду он и предложил мне в аренду за смешные деньги под какие-либо творческие проекты.

Поначалу я использовал это помещение только для гитарного репетиторства. Но наличие камина заставляло думать о чем-то более романтическом. Я представлял себе, как уютно было бы тут встречаться со старыми друзьями и знакомится с новыми… Появилась идея «клуба знакомств», этакого «клуба одиноких сердец сержанта Пеппера».

Знакомства не обязательно должны иметь матримониальный характер. «Брачное агентство» — не мой профиль (хотя в недрах «Акцента» и образовалось три супружеских пары). Я думал, прежде всего, о дружеских контактах, о том, что люди сейчас удручающе разобщены… Особенно люди необычные. Была у меня даже и такая формулировка: «Клуб белых ворон».

Короче, я как Чебурашка, задумал строить дом, в котором каждый найдет себе друзей. И вот перед новым, 2016-м, годом я написал в соцсетях, что в «Мансарду» по такому-то адресу на улице Кузнецова приглашаются все желающие праздновать Новый год.

Возможно, людей привлекло имя великого Ромы Ланкина, который согласился мне помочь. Он играл у камина четыре часа без остановки, и с полуночи до четырех часов ночи к нам на огонек заглянуло сорок пять (!) человек.

И тут я должен сказать еще об одном человеке, без которого ничего не получилось бы. О Наташе Цепилевич. Мы познакомились с ней в «Зеленой лампе»…

Мы познакомились с ней в «Зеленой лампе»…

А вот пусть-ка она сама расскажет. (Фрагмент из интернет-книги о клубе «Своя Среда»):

«… Каким-то ветром меня занесло в проект, из разряда «мамочки засиделись дома», и, чтобы не ударить в грязь лицом на музыкальном конкурсе, мне позарез нужно было научиться петь, чего я раньше никогда не делала. Казалось бы, дикая затея, но моя подруга Ксюха сказала, что есть такой человек, Юрий Миргородский, который научит меня в два счета.

— Юра – он такой классный харизматичный, — напутствовала она меня. – Только бабник. Так что, будь с ним поосторожнее.

На его квартирник в пространство «Зеленая лампа» я спешила, огибая осенние лужи и на бегу придумывая слова, которые скажу... Подошла после концерта. Юрий оказался на удивление простым и комфортным в общении человеком. С первой минуты меня не покидало ощущение, что мы знакомы лет сто. Что я дома в мягких тапочках на родном диване, и не нужно надевать высокие каблуки и чего-то из себя строить.

Он сдержал обещание, и через несколько занятий к конкурсу мы были готовы. Вот и сцена. Он, с гитарой, в костюме пилота, я – кокетливая стюардесса. «Ты далеко от меня, за пеленой другого дня. И даже время мне не сможет помешать…» Я была настолько окрылена возможностью самовыражения, которое до этого, черт знает почему, было мне недоступно, что останавливаться не хотелось.

Я была настолько окрылена возможностью самовыражения, которое до этого, черт знает почему, было мне недоступно, что останавливаться не хотелось.

Юра вселил в меня уверенность, что ничего невозможного нет. Захочешь – сможешь. И на этом несгораемом топливе мы двинулись дальше.

А вот имидж «бабника», кстати, им был провален полностью».

А вот имидж «бабника», кстати, им был провален полностью».

Он увидел в ней огромный потенциал: энергичная, харизматичная, красивая и женственная, неуемно «голодная творчески». Идеальный ведущий, идеальный организатор, идеальный друг. Вот и заявил ей однажды за чашкой чая: «Давай создадим «клуб у камина». Для тех кому «за» и кому «по». Ты будешь его мамой, а я папой…»

А уже название придумала она: «Клуб Песни Своя Среда». Увидев аббривеатуру, Юра ржал в голос. (Надо ли добавлять, что день регулярных встреч клуба – среда. Хотя много и нерегулярных).

Сейчас Наталья нередко ведет и концерты «Акцента». В том-то и дело, что все проекты Миргородского перетекают друг в друга. Можно сказать, что все они в каком-то смысле «Акцент»…

Сегодня в «Своей Среде» около полусотни человек, и все они занимаются творчеством – пишут, рисуют, играют, поют… На мой вопрос, что же, все-таки, в клубе главное – творчество, общение или песня? – Юрий ответил предсказуемо уклончиво: «В зависимости от того, на что делать акцент».

Другим ключевым персонажем в клубе стала Евгения Несынова, способная все что угодно облечь в стихотворную форму.

Другим ключевым персонажем в клубе стала Евгения Несынова, способная все что угодно облечь в стихотворную форму.

Быстро, на ходу импровизируя. И, что самое удивительное, написанное ею выглядит не дежурным экспромтом, а зрелой поэзией. Также быстро и легко она пишет качественные сценарии. Вот ее фрагмент из книги о клубе:

«Своя Среда» вдохновляет меня. Писать стихи, сценарии, переделки-пересмешки популярных песен на злобу дня… А недавно, вообще, во мне произошла какая-то необъяснимая мутация: будучи уже достаточно, мягко говоря, взрослой девушкой, я вдруг, ни с того ни с сего, взялась сочинять песни. Вот так и поверишь не только в коллективный разум, но и во всякую прочую эзотерику.

А ведь начиналось все достаточно невинно – присоединилась к беседе «Среды» в Контакте, стала участвовать в ежевечерних обсуждениях, поймала волну и... поймала себя на том, что фонтан творчества уже просто не затыкается. История создания каждой из моих, пока немногих, песен, так или иначе связана с впечатлениями, полученными в «Среде». Да и подавляющее число стихов тоже.

Конечно, трудно дружить одновременно с полусотней людей, таких разных, таких творческих, со всеми вытекающими. Поэтому жизнь в клубе – часто не совсем увеселительная прогулка. Лично у меня были здесь и взлеты, и падения, я сталкивалась с разными моментами, даже пару раз уходила «насовсем»… Но, кажется, я уже больше не могу без этого легкого безумия.

Да, иногда я тихо отхожу в сторонку, чтобы понежить свою свободолюбивую натуру. Но только почую носом ветер нового проекта, только из цветных стеклышек прошлых впечатлений и встреч соберётся в моем сердце, как в калейдоскопе, узор воспоминаний, как тут же ступеньки на мансарду ведут меня в эту страну грёз».

А вот, в доказательство декларированных способностей, несколько ее поэтических строф:

В безумном танце увлечений праздных,

В мечтаньях грешных оглянусь порой,

И вдруг увижу, как беззвучно плачет

Мой белокрылый ангел за спиной.

Сморкается в нестиранные крылья,

И тихо всхлипывает, перьями шурша.

Так горько плачут только от бессилья,

Когда болит пропащая душа.

И вдруг замру на миг, и онемею.

Дам клятву лучше стать в который раз,

И ангела прижму к себе, жалея.

И слезы осторожно вытру с глаз.

В тазу отмою реноме и крылья.

Вот высохнут, и улетим с тобой

Туда, где сказка обернётся былью,

Где ждут любовь, удача и покой.

Почему я назвал только двух участников клуба? Потому что их ПЯТЬДЕСЯТ, а это список на целую страницу. И все-таки снова несколько слов от Наталии Цепилевич о ее первом опыте ведения концерта (и не только). Прочтя, вы поймете, почему я не могу не привести их.

« … — Предлагаю сделать концерт-посвящение для наших клубовцев в конце мая на сцене «Томского перекрёстка», — сказал Юра. — Ты будешь ведущей. Я уже написал твою фамилию в анонсе. – Увидев мой испуг, добавил: — Да всё будет хорошо, тебе и делать-то ничего не нужно – выйдешь красивая, улыбнешься и всё получится...

И вот я стою на сцене и улыбаюсь. Ноги ватные. Сквозь лучи софитов угадывается зрительный зал. Свободных мест нет. Приглашаю на сцену гитариста из нашего новоиспеченного клуба Сашу Баканова. Он играет, а мне вдруг в голову приходит мысль: если это посвящение, так может всем надо сейчас давать какую-нибудь клятву?.. И как только наступает тишина, я тут же в микрофон говорю:

— Ну, а теперь, Александр, нужно произнести клятву верности.

Саша поворачивает на меня удивленное лицо.

— «Служу музыке и Миргородскому»! — придумываю я на ходу.

Саша, спасибо, не растерялся и громко, по-военному чётко, произнес слова импровизированной клятвы. Народ в зале развеселился. И все последующие ребята, кто выходил на сцену, пели свою песню, а потом с радостной улыбкой, под аплодисменты зрителей, произносили нашу незатейливую клятву.

Кто-то из девушек плакал после своего выступления – от нахлынувших чувств и волнения. А может быть, от ощущения, которое возникло и у меня: что вот именно сейчас, в этот момент, рождается что-то новое и важное».

Группа поддержки

Но кое-какие амбиции Миргородского не находили реализации ни в «Акценте», ни в «Своей Среде». Например, амбиции автора песен, которых у Юры накопилось на полноценную программу. И появилась «Группа поддержки». Точнее, группа «Группа поддержки». Вот такая игра слов.

В группу вошли. Басист (очень, кстати, приличный басист) Валера Городецкий, старый приятель и коллега Юрия (он вел детскую музыкальную студия «Дека» в Доме Творчества Детей на Белом озере). Гитарист Слава Иванов, один из немногих гитаристов Томска, снискавших славу «профессионалов» (в данный момент играет в группе «СССР»). Клавишник Игорь Новиков (бывший воспитанник «Акцента»). За барабаны сперва сел Боря Еремеев, но вскоре его сменил Сергей Коржинский, который лучше подходил по темпераменту скрупулезному Городецкому (а барабанщик и басист должны понимать друг друга с полуслова).

В качестве фронтмена и ритм-гитариста выступил, само собой, Юрий со своими песнями. Чуть позже вторым соло-гитаристом и бэк-вокалистом присоединился Андрей Батурин.

Более или менее активно группа просуществовала три года – пока не сделали все Юрины рок-баллады и не перепели их на несколько раз. Потом притормозили. Городецкий сказал: «И что дальше? Никакого роста и развития, я так понимаю, не предвидится. Все твои песни мы знаем. Все, кто хотел их услышать, услышали. Смысла их репетировать больше нет. Понадобится снова – сыграем, а зря терять время не стоит». На том и порешили.

Назовем это «паузой».

Проект «Джем-сейшн»

Как-то раз томский певец Павел Евграфов предложил Юрию: «Давай соберем в Мансарде всех знакомых музыкантов, с которыми хочется контактировать, попьем пива, поговорим, сами для себя поиграем и посмотрим, что из этого получится. Вдруг чего надумаем».

Идея Юре понравилась, но он не удержался и пригласил не только музыкантов, но и зрителей. И тут я уже рассказываю, как очевидец и даже участник.

Я пришел на этот «джем» с твердым намерением попить пива и пообщаться с друзьями-музыкантами, и вдруг оказалось, что и тем и другим нужно заниматься прилюдно…

И что-то в этом было. Во всяком случае, стихийная радость присутствовала. Играли кто что вспомнит, кому что в голову взбредет – из «Воскресения», из «Кино», из «Веселых ребят», из Кузьмина и прочая, и прочая. Вокалисты передавали друг другу эстафету иногда прямо во время песни, а свободные от сцены музыканты, в качестве шоу, тут же и выпивали (да и зрители тоже)… Но без фанатизма. Кроме одного персонажа: гитарист из группы «ОZколки» пришел уже сильно подшофе, приударил за Н. Цепилевич, не получил ни тени взаимности и, огорченный, уснул в уголке сцены, проспав там весь «джем» (что тоже стало элементом шоу).

Зато не спала, а пела и играла целая орава народу: сам Юрий, Сергей Киреев, Даниил Афанасьев, Владимир Павлюк, Боря Еремеев, Гоша Фефелов, Вячеслав Иванов, Валерий Городецкий… Лично я спел «Музыканта» Никольского и «Свечу» Макаревича. Паша Евграфов зажег зал «Девчонкой» Белоусова, а Юра «Последней электричкой»… Да каждый чем-то отличился и вызвал овации, все были в ударе, ведь исполняли свои самые любимые песни. Нужно все-таки обладать определенными способностями, чтобы собрать столько музыкантов в одном месте.

Результат всем понравился. Поэтому следующие два «Джема» проходили (при участии известного в томске мультиинструменталиста Степана Пономарева) уже в кафе «Синяя борода», а четвертый – в клубе «Капитал» (там к прежнему составу добавились Андрей Батурин, Юрий Голобоков, Наталья Карагодина-Соловьева (Энька) с саксофоном и целая группа из Юрги во главе с Василием Киреевым), а я выполнял роль ведущего, взяв за основу ведения четверостишия Вадима Шефнера, вроде:

Кот поклялся не пить молока,

С белым змием бороться решил,

Но задача была не легка,

И опять он, опять согрешил…

Или:

Не в соборе кафедральном

Венчан я на склоне дня,

С хрупким уровнем моральным

Есть подружки у меня…

Все эти разы залы были полны зрителей, и все были в восторге.

И всё. Как отрезало. Больше пока не собирались.

Думаю, потому, что стихийность уже ушла, а повторять одно и то же смысла нет. А у каждой творческой единицы возник свой образ продолжения и развития этого «проекта». Одни предлагали поставить дело на коммерческую ногу, другие – вернуться к первоначальному междусобойчику. Одни считали, что вечера нужно делать тематическими – «Песни Юрия Антонова», «Песни Давида Тухманова», «Песни из кинофильмов», «Песни военных лет» и т.п., другие считали, что «солянка» должна оставаться «солянкой».

Одни считали, что новые программы надо тщательно репетировать, другие – что вся прелесть как раз в стихийности. Кто-то, находя в этом деле социально-значимый аспект, считал, что надо искать поддержку у администрации города и наращивать масштаб, другие, наоборот, отошли в сторону, решив, что не хотят «веселиться на заказ».

Короче, проект заморожен. Назовем это еще одной паузой. Один черт, сейчас, в условиях карантина, связанного с пандемией короновируса, это все невозможно.

Песенные пикники

А возможны в этих условиях только мероприятия он-лайн или на свежем воздухе. И тут Юра придумал новую форму: песенные пикники с мамами и детками. С костром, шашлыками и старыми-добрыми хитами.

— Они действительно добрые, — поясняет он. – Старые советские песни, и эстрадные, и бардовские – глубже и умнее современных. В них есть воспитательное зерно. Но слушать старые записи дети и подростки не станут, им скучно, современные переделки тоже не очень-то цепляют. А вот так – у костра, под гитару – нравится: слушают, подпевают родителям, впитывают. Мы ведь не хотим, чтобы между нами и нашими детьми не было ничего общего…

Вернемся к «Акценту», или Некоторые итоги

Как уже было сказано, все проекты Миргородского это в некотором смысле «Акцент». Он же и самый долгосрочный: тридцать лет – не шутка. Этому юбилею, в конце концов, и посвящен данный текст.

Миргородский – однозначно талантливый педагог-самоучка. Сотни уже взрослых сегодня людей благодарны ему за ту «путевку в жизнь», которую он им дал. А те взрослые, которые пришли в «Свою Среду» уверяют, что он раскрыл их «творческие чакры».

Жаль, конечно, что «Акцент» оказался ненужным департаменту образования. С другой стороны, понятно: департамент же лучше знает, как воспитывать детей с помощью классных часов, линеек и ЕГЭ…

Самая обширная часть этого текста названа «Хроники “Акцента”» с дальним умыслом. Дело не в хронологическом порядке расположения материала, а в том, что большинство бывших акцентовцев – настоящие «хроники». Они хронически больны детством, которым заразил их Миргородский. А у него-то оно, несмотря на биологический возраст, никак не кончается. Потому и держат его за своего дети и подростки.

В этом, кстати, и секрет его неожиданных уходов то с одного, то с другого места работы. Да и разводов, наверное. Дети часто бывают капризными и обидчивыми. Но и отходят быстро.

Кстати, он вернулся в «Перекресток», ценный ему тем, что там есть зал, аппаратура и своя публика. И, похоже, там понимают, что надо смотреть не на причуды человека, а на результаты его деятельности, и стоит иногда и простить ему его очередную «марлечку».

Я где-то уже сказал, что «Акцент» стал для Юрия всей жизнью. И это не просто красивые слова. Ведь, не будь «Акцента», не было бы у него и красавицы-жены Ольги, и детей Михаила и Мирославы.

— Мы играли концерт в «Доме Ученых», — рассказывает Юрий, — а после концерта ко мне подошла девушка: «Вы учите играть на гитаре?» Мне очень захотелось учить ее. И она даже успела научиться, прежде чем мы поженились.

После концерта ко мне подошла девушка: «Вы учите играть на гитаре?» Мне очень захотелось учить ее.

В его проектах Ольга не участвует: с двумя детьми не до того. Но часто бывает зрителем, всячески его поддерживает, а на домашних посиделках, которые нередко случаются в их гостеприимном доме, исправно играет роль молодой хозяйки.

В «Акценте» нашли друг друга и Юрий Голобоков с Ириной Горбачевой, ныне они – супружеская пара. «Энька» Карагодина познакомилась с мужем Ильей Соловьевым на фестивале детско-юношеской песни в Наукограде. Илья из города Кольцово Новосибирской области. Не будь «Акцента», они бы никогда не встретились. Исключено.

В «Акценте» нашли друг друга и Юрий Голобоков с Ириной Горбачевой, ныне они – супружеская пара.

Задачи «всех переженить» не стояло, перечисленные частные случаи – это, так сказать, «побочный эффект». Но, согласитесь, не самый худший.

О себе сегодняшнем Миргородский говорит:

— Не только я сделал «Акцент», но и «Акцент» сделал меня. Подростком я чувствовал себя «серой мышкой». А сейчас, так сказать, распоясался. Сейчас я чувствую себя человеком, у которого получается организовывать людей. И этаким Остапом Бендером – «великим комбинатором». Иногда даже мачо, а-ля Нагиев. А порой и поручиком Ржевским...

Ну, что ж, посмотрим, чего он еще накомбинирует и наорганизует. Пока что от всех его телодвижений (начиная с бутлегерства) людям была только польза, а иногда даже счастье.

Ну, а что касается «Акцента»… Как мы уже убедились, умирая в одном качестве, он возрождается в другом…

А давайте-ка сперва собьем излишний пафос, накопившийся к концу этого текста. Есть такая журналистская байка. В одном небольшом городке один водитель за двадцать пять лет не попал ни в одно ДТП. И в районной газете поместили очерк о нем. На первой полосе. И фото: улыбающийся герой за баранкой автомобиля.

В конце очерка герой сказал, что двадцать пять лет – не предел. Отсюда и заголовок во всю ширину полосы: «ДВАДЦАТЬ ПЯТЬ ЛЕТ – НЕ ПРЕДЕЛ!» Однако, верстальщик перепутал две буквы и получилось «двадцать пять лет – не пердел»… И пришлось дяденьке сняться с насиженного места и уехать из городка, ибо каждый встречный-поперечный со смехом тыкал в него пальцем и сообщал: «Гляньте! Это тот самый, который двадцать пять лет не пердел…»

К чему это я? А! К тому, что и тридцать лет – не предел.

«“Акцент” умер, да здравствует “Акцент”»!